Гена растерялся и машинально поправил ее:
– Тогда «Театральная» называлась «Площадь Свердлова».
– Значит, ты помнишь? – обрадовалась Лена безо всякой патетики.
– А то! – гордо соврал Гена.
– Отлично! Понимаешь, мы этот день каждый год отмечаем с Милой, а сегодня, – тараторила Лена, – никак не могу с ней встретиться. И в конце концов! Кто с твоей женой целовался? Я или ты?
– Я! – Гена не уходил от ответственности.
«Милка отмечает... каждый год! – лихорадочно думал он. – Значит, помнит, любит? Значит, не все потеряно?»
– Ты меня не слушаешь! – насторожилась Лена.
– Весь внимание!
– Пойдешь?
– Куда?
– Нет, ну я не знаю! Что я тебе толкую?
– Что?
– Гена, ты какой-то странный. Не болеешь?
– Ленка! Я здоров, как все рыбы, киты и животные, вместе взятые. Четко скажи: что я должен сделать?
– Прийти вместо меня в кафе.
– Понял. И что сказать? Ты не смогла?
– Идиот! – воскликнула Лена.
– У вас с мужем наблюдается отвратительная манера обвинять меня в умственной отсталости. – Он сделал глубокий вздох, потряс головой. – Говори адрес и время.
На свидание с бывшей женой Гена вышел, отпросившись с работы, за два часа. Правильно сделал. Купил громадный букет цветов в ажурной обертке из фольги. Сообразил, что в ресторане расплатиться денег может не хватить. Рванул домой, занял у соседки.
Она имела большие накопления. С непостигаемым упорством экономила каждую копейку и складывала купюры в специально устроенный в матрасе тайник. При этом наследникам ничего завещать не собиралась. Наверное, отказаться от более чем полувековой привычки страховаться на черный день не могла. Хотя в «черный день», который был не за горами, деньги ей точно не понадобятся.
– Цветы-то которой? – спросила соседка.
– Самой главной, – ответил Гена.
Почему он так нервничает? Он Милу знает, как собственную руку. Нет, конечно, за истекший период у Милы могла вырасти бородавка под мышкой. Да хоть дюжина бородавок! Разве в них дело? Дело в том, что он. Гена, знавший многих женщин, любил только одну. И как ни старался, вырвать из своего сердца Милу не мог. Милая Мила! Его детей ненаглядных мать, кстати. И мандражирует он, потому что боится смертельно, что нет у Милы тех же чувств, что презирает она бывшего муженька и в грош не ставит. А почему тогда первый поцелуй отмечает? Вопрос обнадеживающий!
С букетом цветов и с потерянным лицом Гена лихорадочно курсировал в скверике у Большого театра. Кафе, куда приедет Мила, в Столешниках, пять минут хода, времени навалом. К Большому стягивались зрители.
– Любите балет? – хитро подмигнув, спросил Гену какой-то старикашка. – Или нашу чудную приму? Какая техника! Какая пластика! Я вас понимаю, молодой человек! Хотите совет опытного балетомана? Не передавайте букет через служительницу. Бросьте цветы к ее ногам в финале! К ее пуантам!