— Трабаколо! Трабаколо!
Действительно, наступил час, когда маленькое судно должны были спустить на воду. Это зрелище, всегда притягательное, неизбежно должно было привлечь внимание толпы. И вот площадь и набережные, только что запруженные народом, опустели: все спешили на верфь, где предстоял спуск нового судна.
Пескад и Матифу поняли, что теперь уже никак нельзя рассчитывать на публику. Но им всё же хотелось найти единственного зрителя, который чуть было не заполнил собою их балаган, и они ушли, даже не заперев двери, — да и к чему было её запирать? — и тоже направились к верфи.
Верфь находилась на конце мыса, близ порта Гравозы, на отлогом берегу, обрамлённом лёгкой пеной набегавших волн.
Пескад и его товарищ изрядно поработали локтями и оказались в первом ряду зрителей. Никогда, даже в дни бенефисов, не бывало такой давки перед их балаганом! Вот до чего доходит безвкусица!
С Трабаколо уже сняли подпорки, поддерживавшие его борта, и судно было готово к спуску. Якорь уже был наготове, и как только корпус войдёт в воду, — достаточно будет бросить якорь, чтобы сдержать силу инерции, которая может отнести судно слишком далеко в канал. Хотя водоизмещение Трабаколо не превышало пятидесяти тонн, всё же это было порядочное судно, и при спуске его на воду необходимо было принять все меры предосторожности. На корме у флагштока, где развевался далматинский флаг, стояли двое рабочих с верфи, а двое других поместились на носу, собираясь бросить якорь.
Как исстари ведётся, Трабаколо должны были спустить на воду кормою вперёд. Киль судна покоился на натёртых мылом спусковых салазках, которые удерживались при помощи клина, и достаточно было выбить этот клин, чтобы судно начало скользить по наклонной плоскости. Набирая скорость под действием тяжести, оно уже само собою погрузилось бы в родную ему стихию.
Человек шесть плотников колотили железными молотами по клиньям, вбитым под носовой частью киля судна, чтобы несколько приподнять и раскачать его и таким образом облегчить ему начало скольжения.
Все присутствующие молча, с напряжённым волнением следили за этой операцией.
В это время из-за мыса, прикрывающего с юга порт Гравозу, показалась спортивная яхта. То была шхуна водоизмещением тонн в триста пятьдесят. Лавируя, она огибала мол верфи, направляясь в гавань. Дул сильный норд-вест, и яхта, идя круто к ветру левым галсом, направилась к месту своей стоянки. Минут через десять яхта должна была отдать якорь, а сейчас она быстро увеличивалась, словно на неё смотрели в зрительную трубу, которая всё время раздвигалась.