Матиас Шандор. Романы

Триест, столица Иллирии, распадается на два совсем непохожих города: богатый новый город — Терезиенштадт, с прямыми, широкими улицами, на берегу залива, где с давних пор обосновался человек, и бедный старый город, построенный кое-как, зажатый между широкой улицей Корсо, отделяющей его от нового города, и склонами невысокой горы Карст, вершину которой украшает старинная крепость.

Триестский порт защищён молом Сан-Карло, возле которого стоят на якоре преимущественно торговые суда. Здесь околачивается множество бродяг, не имеющих ни кола ни двора, одетых в драные штаны, жилеты и куртки, не нуждающиеся ни в каких карманах, ибо у их владельцев никогда не было и, вероятно, никогда не будет, чем их наполнить; порой эти оборванцы собираются в довольно многочисленные шайки, наводящие страх на местных жителей.

В этот день, 18 мая 1867 года, среди множества бродяг можно было заметить двух человек, одетых немного лучше других. Однако их тоже вряд ли когда-либо обременяло излишнее количество флоринов или крейцеров, для этого им должно было бы улыбнуться счастье. И, право, эти двое готовы были на все, лишь бы заставить его улыбнуться!

Один из них, по имени Саркани, говорил, что родился в Триполитании. Другой — Зироне — был выходцем из Сицилии. Спутники раз десять прошлись по молу туда и обратно и, наконец, остановились на самом его конце. Они пристально смотрели на запад в морскую даль, как будто ждали, что там появится судно, везущее им богатство!

— Который час? — опросил Зироне по-итальянски; его спутник так же свободно владел этим языком, как и другими наречиями, распространёнными на берегах Средиземного моря.

Саркани не ответил.

— Ах я дурак! — воскликнул сицилиец. — Ведь теперь как раз тот час, когда человеку хочется есть, особенно если он забыл позавтракать!

В этой части Австро-Венгерского государства люди австрийского, итальянского и славянского происхождения так перемешались, что дружба двух иностранцев, которые были несомненно чужаками в этом городе, не могла никому показаться странной. К тому же, если их карманы и были пусты, никто не мог об этом догадаться, так важно они расхаживали в своих длинных коричневых плащах.

Младший из них, Саркани, был стройный молодой человек среднего роста, с изящными манерами, лет двадцати пяти. Его звали Саркани — и всё. Иного имени он не имел. Вероятно, он даже не был крещён, так как, по-видимому, родился в Африке — в Триполи или Тунисе; но хотя у него и была смуглая кожа, правильные черты лица скорее указывали на арабское, чем на негритянское происхождение.