— И поэтому вас часто обвиняют в конъюнктуре.
— Естественно, потому что я попадаю в тему. А в тему я попадаю только потому, что специально ее не высчитываю, не думаю — как посмотрят критики, дадут ли Госпремию, не осложнятся ли отношения с властью. Вот первый момент. Второй: я всегда помню, что книгу не только пишут, но и читают. Большинство нынешних писателей — я не беру в счет изготовителей коммерческой книжной продукции — даже талантливые, иногда забывают, что книгу будут читать. И читать ее должно быть интересно, так как занимательность — вежливость писателя. Если же это не интересно, то твоя книга — не художественная литература, а философский трактат, публицистическое эссе. Если ты пишешь художественную литературу, беллетристику, изящную словесность, как говорили, она обязана быть интересной.
— Мы жили в СССР, теперь — в России, но проблемы, поставленные в ваших книгах, остались, ничего не изменилось, возьмем хотя бы «Сто дней до приказа»…
— Изменилось, изменилось — в том смысле, что, когда я написал «Сто дней» в восьмидесятом году и напечатал в восемьдесят седьмом, эта вещь рассматривалась на самом высоком уровне, обсуждалась чуть не на Политбюро. Теперь вы можете написать любые разоблачительные материалы об армии — никто и ухом не поведет.
— Народ хочет отвлечься от забот — его мало что интересует, если только «Дом-2».
— Конечно, людям всегда надо отвлекаться, но не настолько, чтобы забыть, где они живут, и для чего, и что будет с ними и с их детьми.
— За пятнадцать лет устали, занялись собой, по-моему, все — и читатель, и власть.
— Есть читатель, и есть власть. Власть сейчас на печатное слово почти не реагирует. Только на то печатное слово реагирует, которое сама и организует. Это неправильно, так как печать, литература — очень тонкая сигнальная система, чувствующая какие-то социальные изменения задолго до того, как они выходят на поверхность. И умный политик будет читать художественную литературу, чтобы понимать, с какой проблемой он столкнется через лет пять-десять. А народ устал, понятно, но это не значит, что его надо оглуплять и отключать от решения серьезных проблем. Просто надо с ним нормально разговаривать.
— Вот и разговаривают — с помощью сериалов, «Пяти вечеров», «Принципа домино».
— Проблема нынешнего телевидения заключается в том, что им руководят люди, пришедшие в начале девяностых годов. Люди другой эпохи. Эрнст создал антигосударственное телевидение. Когда шел развал государства в девяностые годы, он был востребован.
— Так он и сегодня востребован, новыми властями!