— Это же рукотворные процессы: укрепление веры и ее разрушение. Вспомните, как старательно и целенаправленно с помощью тележурналистики все девяностые годы разрушали патриотическое сознание. Создали целую антипатриотическую субкультуру! В девяносто третьем году я опубликовал в «Комсомольской правде» статью «Россия накануне патриотического бума». Так на меня смотрели как на ненормального. А теперь? Те же самые люди, которые радостно твердили о «последнем прибежище негодяя», запели теперь (правда, через силу) о любви к Отечеству. Почему? Да потому, что власть поняла: когда в Центральной Европе размещают ракеты Patriot, безумие — иметь в России население, настроенное с помощью СМИ антипатриотично… И пошла соответствующая команда из-за голубых елей.
Но ситуация гораздо сложнее. Самую лучшую идею можно реализовать так, что все схватятся за голову. Любой самый гениальный гимн можно исполнить в темпе собачьего вальса. Это мы сегодня и наблюдаем. А дело в том, что верхний слой людей, занятых в российской информационной сфере и культуре, относится к народу примерно так же, как франкоговорящее дворянство позапрошлого века относилось к своим дворовым. Более того, многие из них принадлежат к «Герострате». Это мой термин. Я образовал его из двух слов — «Герострат» и «страта». Означает он особый слой людей, которые сознательно или подсознательно нацелены на разрушение того общества, в котором живут. Герострата есть в каждой стране, но только в России конца двадцатого — начала двадцать первого века выходцы из Геростраты составили изрядную часть политического класса и медиасообщества. Все эти люди, а также результаты их деятельности у нас каждый день перед глазами…
— Жизнь всех этих людей, конечно, периодически освещается в прессе и на телевидении, жизнь всех этих людей, которые сегодня фактически распяли Россию. Но нет сегодня и никакого высокого морального авторитета, за которым бы пошла нация. Была передача по телевидению, там речь шла о духовных пастырях. Есть такой журналист-литератор Свинаренко, он в присущей ему манере, с хорошим юмором задает вопрос одному из трактователей нынешнего образа жизни: ты назови мне пять человек, которых ты лично уважаешь и которые влияют на мировоззрение общества, на оценки того, что происходит. Тот смутился, потом обрел второе дыхание и говорит: «Владимир Владимирович Путин». — «А еще?» — «Лихачев». — «Я просил пять». — «Тогда Солженицын. И хватит, больше никого не назову».
Мы, которые придумали слово «духовность» и объясняли иностранцам, что это такое, не можем назвать абсолютно достойных людей в такой громадной стране. А эти бесы, о которых ты говорил, они непопулярны сегодня и не находят отзыва ни в чьей душе, но так или иначе они властители жизни. Я подумал, что параллельно с этим и в журналистике произошло что-то подобное. Те имена, которыми мы гордились, — Глеб Успенский, Владимир Короленко, Валерий Аграновский, Татьяна Тэсс, журналисты с улицы «Правды», чьи материалы читала вся страна, — эти люди были, жили среди нас и творили.