Эксперимент показал: человек, стоявший у дверей склада, не мог слышать разговор. Скорее всего его появление на станции послужило толчком для того, чтобы преступник начал заметать следы. Но тогда откуда преступник узнал, что чека на верном пути и вот-вот может выйти на него? Неужели с кем-то поделился об этом Мюзиев? Вряд ли. Ему было невыгодно трезвонить о хищении одежды и о своем допросе. Какой же отсюда вывод?
Измайлов стиснул ладонями виски и начал раскачиваться, как маятник, из стороны в сторону.
«А вывод таков, — Шамиль вскочил со стула, — есть человек, который узнал, что пропажей формы заинтересовалась чека, а не милиция! Кто? Начальник станции? Ведь я только к нему обращался! Но он исключается! Тогда…» Чекист решил поехать на железнодорожную станцию, точнее, к начальнику станции, который находился в здании пассажирского вокзала.
Он выбежал на улицу, лихорадочно огляделся по сторонам — но извозчичьих пролеток не было видно — и чуть ли не бегом поспешил на вокзал. Шамиль не стал предупреждать Брауде о том, куда поехал. Ведь догадка — это еще не факт. Что ж ее лишний раз дергать. Надо самому все проверить. На Московской улице он сел в пролетку, и извозчик, глянув на запыхавшегося молодого человека, погнал свою савраску на вокзал. Ездовой расценил, что его пассажир опаздывает на поезд. Он лишь коротко буркнул Шамилю: «За скорость приплатишь, накинешь пятиалтынный».
Вот наконец-то открылась знакомая площадь с небольшим садиком, опоясанным невысокой металлической оградой. А за ним — красное двухэтажное здание вокзала с куполом. Издалека оно вдруг показалось юноше громадной неземной птицей, широко распластавшей свои крылья перед взлетом. Шамиль усмехнулся: «Чего только не привидится, когда в поисках правильного шага ночи не спишь. Кажется, что и вокзал вот-вот улетит, исчезнет и не раскроет мне свой секрет».
Оба этажа вокзала были битком набиты разношерстным людом. В основном это были крестьяне, рабочие и служивые в солдатских шинелях с тощими сидорами за плечами. Изредка попадалась интеллигенция в поношенных костюмах и шляпах. Но все лица походили друг на друга: печать тоскливой заботы и крайнего напряжения, замешанной на усталости, роднила, пожалуй, этих людей, разных по возрасту и полу, по образованию и социальному положению. Люди лежали на узлах, на полу, на лестницах — это те, что по несколько суток торчали тут, ожидая свой поезд. Но поезда с каждым днем приходили все реже и реже. Витали слухи один страшней другого: будто бы белочехи взяли многие города и перекрыли железную дорогу. А красные с трудом их отгоняли от «железки».