— Ох, даже более того, — вставил я. — Если бы мое участие в освобождении Франции не кончилось трещиной крестца, то контузия, пожалуй, не дала бы о себе знать на эскалаторе в Риме, следовательно, и здесь я скоро пришел бы в себя. Если бы я не попал на этот эскалатор рядом с террористом, то моя фотография не появилась бы в «Пари-матч», а не будь этого, я вместо того, чтобы добиваться номера в «Эйр Франс», отправился бы ночевать в Париж, и снова не было бы никакой развязки. Но ведь уже сама вероятность моего присутствия при покушении была априори астрономически ничтожна. Я мог полететь другим самолетом, мог стоять ступенькой ниже… Да ведь все, как до этой минуты, так и потом, — сплошные невероятности! Не узнай я о деле Прока, я не отправился бы в Рим именно в день, когда отменили вылеты, но и само по себе это — стечение обстоятельств.
— То, что вы ознакомились с делом Прока? Не думаю. Как раз об этом мы с доктором и говорили до вашего прихода. Вас познакомили с этим делом по инициативе Сюртэ и министерства обороны, а они сводили при этом политические счеты. Кто-то хотел скомпрометировать одного военного, занявшегося политикой и покровительствовавшего Дюнану. Это такой бильярд.
— Мне следовало стать шаром или кием?
— Вам следовало, как мы полагаем, способствовать извлечению дела Прока из архива, чтобы это косвенно ударило по Дюнану…
— Но, если это даже так, какая связь между целью моего приезда в Париж и политическими интригами во Франции?
— Разумеется, никакой! Именно поэтому такое мощное множество случайностей, столь точно нацеленных в самый центр загадки, кажется вам противоречащим здравому смыслу. Так вот, я заявляю: долой этот здравый смысл! Действительно, каждый взятый в отдельности отрезок ваших перипетий еще достаточно достоверен, но результирующая траектория из суммы этих отрезков похожа на чудо. Вы так считаете, не правда ли?
— Допустим.
— А тем временем, дорогой мой, случилось то, что я предрекал вам здесь, внизу, три недели назад! Представьте себе стрельбище, где вместо мишени в полумиле от огневого рубежа выставлена почтовая марка. Десятисантимовая марка с изображением Марианны. На ее лбу остался след от мухи. Пусть теперь несколько снайперов откроют стрельбу. Они не попадут в эту точку уже хотя бы потому, что она не видна. Но пусть упражняется сотня посредственных стрелков, пусть они шпарят целыми неделями. Совершенно ясно, что пуля одного из них наконец попадет в цель. Попадет не потому, что это был феноменальный снайпер, а потому, что велась уплотненная стрельба.