Джек говаривал: «Привидения, вот вы кто, Рэйси, в этой вашей конторе. Зомби несчастные». Он говаривал: "Ты б лучше приходил как-нибудь к нам на Смитфилд [3] да поглядел, как зарабатывают на хлеб нормальные мужики".
Бывало, я так и делал. Ранехонько поутру, особенно когда у нас с Кэрол совсем все разладилось, когда мы и говорить-то друг с другом перестали. Я выходил пораньше и садился на шестьдесят третий, как обычно, только проезжал две лишние остановки и шел пешком от Фаррингдон-роуд, по Чартерхаус-стрит, еще в сумерках. Завтрак на Смитфилде. Мы отправлялись в кафетерий на Лонг-лейн или в одну из тех забегаловок, где можно глотнуть пива и перекусить в полвосьмого утра. Брали с собой Теда Уайта из Пекема, и Джо Малоуна из Ротерхайта, и Джимми Фелпса из Камберуэлла. Ну и Винса, конечно, в ту пору, когда он еще в учениках ходил. Когда еще не записался в армию.
Они говорили: чего тебе надо, Рэйси, так это подкормиться. А то ты совсем отощал. Надо бы тебе мясца на костях нарастить. А я отвечал: такая уж у меня конституция. Наилегчайший вес. Хоть лопатой загружай, толку чуть.
Удивительное дело, но среди мясников тощего не найдешь.
И еще, он вечно пересказывал мне ихние смитфилдовские байки, вешал на уши ихнюю смитфилдовскую лапшу. Что Смитфилд – это-де настоящий центр, истинное сердце Лондона. Окровавленное, понятно, – такой уж товар. Что Смитфилд – это не просто Смитфилд, а Жизнь и Смерть. Вот что он такое – Жизнь и Смерть. Потому что как раз напротив мясных рядов стоит больница Святого Варфоломея, а от нее рукой подать до Центрального уголовно-то суда Олд-Бейли, выстроенного на месте старой Ньюгейтской тюрьмы, где раньше что ни день кого-нибудь вздергивали. Так что тут тебе все три М – Мясо, Медицина и Мокрые дела.
Но Джимми Фелпс как-то объяснил мне, что Джек просто повторяет то, что рассказывал ему его отец Ронни Доддс, слово в слово. И от того же Джимми Фелпса я узнал – когда Джека поблизости не было, когда они с Винсом уже погрузились и уехали в Бермондси, – что Джек вовсе и не хотел становиться мясником, коли уж на то пошло. Это отец у него уперся. «Доддс и сын», потомственные мясники с 1903 года, и хоть ты тресни.
Джимми сказал мне: «Знаешь, кем Джек хотел стать? Только ему не говори, ладно? – и улыбается этак опасливо, точно Джек еще здесь и может вдруг подкрасться к нему сзади. – Когда Джек был вроде Винса, учеником, как и я, он все свободное время глазел на сестричек, которые выходят из больницы. Я думаю, это они виноваты – он, понимаешь, решил, что у каждого доктора всегда под рукой парочка медсестер, только свистни, – но он как-то сказал мне, причем не шутя, что бросит все – пусть, мол, его старик сам жрет свое вонючее мясо, потому что он хочет заделаться доктором».