Шабо сделал знак, что таковой существует.
— В Фонтэне все в порядке?
— Все преотлично.
— Передавай привет следователю.
— Непременно.
Когда Мегрэ повесил трубку, он не смог бы сказать с полной уверенностью, был ли его друг раздосадован или, наоборот, рад тому, что он уезжает.
— Надо возвращаться?
— Да, дела.
— Пожалуй, самое время сесть за стол.
Мегрэ с сожалением оставил одиноко стоять на столе белую коробку, чем-то напоминавшую ему сейчас гроб.
— Не будем об этом говорить в присутствии мамы.
Они еще не дошли до десерта, как позвонили в дверь.
Роза пошла открывать, а вернувшись, сообщила:
— Это комиссар полиции, он спрашивает…
— Пусть пройдет в кабинет.
— Я его туда и проводила. Он говорит, что подождет, дело не срочное.
Мадам Шабо изо всех сил старалась говорить о том о сем, как если бы ничего экстраординарного не произошло. Она опять извлекала из памяти имена людей, уже преставившихся или давно покинувших город, и подробно пересказывала их истории.
Наконец они встали из-за стола:
— Кофе принести в кабинет?
Его подали на троих, и Роза поставила на поднос и бутылку коньяка с соответствующими рюмками, чуть ли не священнодействуя при этом. Пришлось выждать, пока за ней не закроется дверь.
— Ну что?
— Я был там.
— Сигару?
— Спасибо. Я еще не обедал.
— Хотите что-нибудь перекусить?
— Не стоит. Я уже позвонил жене, что не задержусь и скоро вернусь домой.
— Как все произошло?
— Открыл дверь дворецкий, и я попросил о встрече с Юбером Верну. Слуга мариновал меня в коридоре, пока ходил звать хозяина. Продолжалось это довольно долго. Какой-то парнишка семи-восьми лет появился наверху лестницы и стал меня разглядывать, но его быстро отозвал голос матери. Кто-то еще меня изучал через приоткрытую дверь, явно старуха, не знаю только, мадам Верну или ее сестра.
— Как прореагировал Верну?
— Он появился в конце коридора, не доходя до меня трех-четырех метров, и, продолжая продвигаться вперед, спросил: «Вы нашли его?» Я ответил, что принес ему плохую новость. Он не предложил пройти в салон, так и оставил меня стоять у входа, на половике, поглядывая с высоты своего роста, но я отчетливо видел, как дрожали его губы и руки. «Ваш сын умер», — все же выдал я наконец. Он мне в ответ: «Это вы его убили?» — «Он покончил жизнь самоубийством сегодня утром в комнате своей любовницы.»
— Произвело ли это на него впечатление? — поинтересовался собеседник.
— Мне показалось, что для него это было шоком. Он открыл рот, чтобы задать вопрос, но ограничился тем, что тихо пролепетал: «Значит, у него была любовница!» Он не пытался выяснить ни кто она, ни что с ней стало. Прямо прошел к двери, открыл ее и, выпуская меня, произнес последние слова: «Может, теперь-то эти люди оставят нас в покое.» И указал движением подбородка на собравшихся на тротуаре с другой стороны улицы зевак и журналистов, воспользовавшихся тем, что он появился на пороге, чтобы сфотографировать его.