Какое-то время они неподвижно простояли около входа, в комнате кто-то ходит туда-сюда, наконец дверь приоткрылась.
Свояченица не ошиблась, говоря о вылезавших из орбит глазах, которые сейчас с каким-то изумлением уставились на Мегрэ.
— Это вы! — прошепелявил заплетающимся языком Юбер Верну.
Он лежал, должно быть, в одежде. Та была сильно помята, волосы свешивались прядями на лоб, и он машинальным жестом провел по ним рукой.
— Что вам угодно?
— Хотел поговорить с вами.
Хозяину сейчас было трудно выставить его вон. Верну, видимо еще не пришедший в себя окончательно, посторонился. Помещение было очень просторное, весьма сумрачное, выделялись кровать с деревянным резным балдахином и выцветшие шелковые шторы на окнах.
Вся мебель была старинная, более или менее выдержанная в одном стиле и напоминала обстановку часовни или ризницы.
— Позвольте?
Верну прошел в ванную, налил стакан воды и прополоскал горло. Вернувшись, он почувствовал себя немного получше.
— Присаживайтесь. В это кресло, пожалуйста. С кем-нибудь уже виделись?
— С вашей свояченицей.
— И она, конечно, сказала, что я напился.
— Она показала мне бутылку из-под виноградной водки.
Он передернул плечами:
— Одна и та же песня. Женщины не могут этого понять. Мужчина, которому внезапно сообщили о смерти сына… — На глаза Верну навернулись слезы. Голос спал, стал плаксивым. — Это тяжелый удар, комиссар. Особенно когда сын единственный. Что поделывает его мать?
— Ни малейшего представления…
— Она непременно сошлется на то, что плохо себя чувствует. Это ее излюбленный трюк. Заболела и все, и никто ничего не решается ей сказать. Понимаете меня? И тогда ее во всем подменяет сестра: она называет это «прибрать дом к рукам»…
Юбер Верну невольно заставлял воспринимать себя как бывалого актера, который любой ценой стремится возбудить к себе жалость. Выражение его слегка одутловатого лица менялось с потрясающей быстротой. Всего за несколько минут на нем последовательно проступили огорчение, некоторая боязнь, затем родительская боль в связи с утратой любимого чада, горечь в отношении обеих женщин. Теперь на поверхности вновь появился страх.
— И с какой стати вы захотели увидеться со мной?
Мегрэ, который так и не сел в указанное ему кресло, вытащил из кармана обрезок трубы и положил его на стол.
— Вы частенько захаживали к вашему шурину?
— Примерно раз в месяц, приносил ему деньги. Предполагаю, вас уже уведомили о том, что я его содержал?
— Следовательно, вы заметили на его письменном столе этот предмет?
Верну пребывал в нерешительности, осознавая, что ответ на этот вопрос имел решающее значение и что ему следовало, не медля ни секунды, принять решение.