– Доброе утро, друг мой, – услышал Никита обычный, резковатый голос жены. – Где это вас носило? Я уж не знала, что и думать! Уехали на час к Браницким долг вернуть – и до утра пропали!
– Прости… так уж вышло – времени не рассчитал.
– Чем же заняты были?
Врать Никита всегда умел плохо и сейчас молчал, как дурак, глядя в бледное, усталое лицо жены. На счастье, за спиной его раздалось шуршание, и из тарантаса на траву выпала Василиса – о которой он в очередной раз благополучно забыл. И на Никиту снизошло озарение:
– Веришь ли, сам не думал, что так окажется, но… Встретился там с Агариным, была предложена партия в вист, потом другая… и вот, так увлеклись, что не заметили, как ночь прошла! Зато – посмотри, какое приобретение! Васёна, подойди, это вот барыня твоя… Думаю, такая красота недёшева. Правда, я не спросил у Мефодия Аполлоныча, что она умеет делать. Впрочем, теперь ты и сама это выяснишь.
Василиса низко, до земли поклонилась барыне и замерла, уставившись в землю. Настя спустилась с крыльца, подошла, внимательно осмотрела девку.
– Что у тебя с ногами, милая?
– За дрожками бежала, барыня, – ровным, каким-то неживым голосом ответила Василиса.
– Как… за дрожками? – Настя поняла не сразу, а уразумев, нахмурилась. – Чем же ты так провинилась?
– Молодому барину не потрафила, – всё так же безжизненно ответила девка. Спутанная прядь волос упала ей на лицо. Василиса не убрала её.
– Что ж… – Настя помолчала. – Ну, коль так… Дунька! Дунька!
С крыльца скатилась взъерошенная начальница девичьей. Рыжие волосы, выбившиеся из косы, воинственно топорщились, фартук съехал набок. Выразительно осмотрев безмолвную Василису с ног до головы, она сморщила нос и повлекла новое приобретение в девичью. Настя снова повернулась к мужу:
– Что ж, Никита Владимирович, коли хотите завтракать, то Дунька сейчас вернётся и подаст. Я распоряжусь.
Сказала – и сразу же скрылась в доме. Никита, слегка озадаченный и уяснивший лишь то, что разноса за проведённую невесть где ночь не будет, пошёл следом.
В окна большой столовой лился блёклый свет. В палисаднике чуть слышно шелестели тонкие, лишь месяц назад привезённые из леса берёзки. Листьев на них уже не было, и почти прозрачные ветви чертили голубоватое, словно выцветшее небо. Никита сел за стол, мельком увидел своё отражение в медном боке самовара, поморщился. Через пять минут за дверями зашлёпали босые ноги, и в столовую вошла насупленная Дунька с подносом. Следом спешили ещё две девки, тоже с поклажей.
– Извольте, барин, – кашка пшённая… Блинчики… Полотки… Сливки… Сичас положу. Глашка, Агафья, брысь отселева!