– Стой спокойно, парень.
Амбал хотел ударить Селиванова с разворота, но Вострецов его опередил. Два точных удара в лицо и живот, а затем подсечка заставили Амбала повалиться на землю. В его глазах появилось смятение, усиленное видом распростертого на земле тела Сиплого. Амбал утер кровь из разбитого носа, испуганно посмотрел на окровавленную ладонь, затем на суровый вид военных, жалобно запричитал:
– Ребята, вы че?! Вы это, не бейте. Не надо. Пожалуйста.
Селиванов толкнул его сапогом в бок:
– Вставай. Скулишь как баба. Такому детине, как ты, давно надо на фронте быть, а ты в тылу ошиваешься.
Амбал медленно встал, отряхнулся, шмыгнул носом.
– Больной я. Эпилепсия у меня, туберкулез.
– А кулаками махать и воровать ты не больной?
Амбал виновато опустил голову. Селиванов указал на Сиплого.
– Забирай своего дружка, и уходите. И чтобы я вас рядом с Сашкой больше не видел. Узнаю, оба в милиции окажетесь. Понятно?
– Понятно. – Амбал подошел к Сиплому, помог подняться с земли, поддерживая его за локоть, повел прочь.
Когда они ушли, Селиванов потрепал Сашку по белобрысым волосам.
– Вот и все, парень, теперь твои дружки вряд ли к тебе подойдут.
Сашка с восхищением посмотрел на Николая.
– Это точно. Как ты их палкой. Мне бы так научиться.
– Еще научишься, а пока твоего Семена надо научить, как правильно жить.
Дом, где жил Сашка, был невзрачным, врос по окна в землю и больше походил на барак. Двор, огороженный покосившимся дощатым дырявым забором и сараюшками, был небольшим и грязным. У входа во двор Сашка остановился.
– Пойду, посмотрю, где он.
Сашка вошел в одну из трех дверей и вскоре вернулся.
– Спит в спальной, по-моему, уже напился. Матери нет. Братишки и сестренка в соседней комнате играют.
Селиванов кивнул на дом.
– Пошли. Ты, Сашка, с детьми посиди, а мы с Семеном поговорим.
* * *
Комнатки были маленькие, тесные. В прихожей Сашка указал на дверь справа, сам повернул в комнату налево, откуда доносились детские голоса. Селиванов и Вострецов вошли, прикрыли дверь. В комнатке стоял тяжелый запах табачного дыма и перегара. У печки на железной кровати спал укрытый шинелью человек в полинялой военной форме. На вид ему было около тридцати; смугловатое лицо, прямой с легкой горбинкой нос, черные брови, темно-русые волосы, раздвоенный подбородок – красавчик, из тех, которые нравятся женщинам. Селиванов сорвал с него шинель, бросил на пол, громко произнес:
– Вставай, Сема, разговор имеется!
Семен попытался вскочить, но наконечник трости уперся ему в грудь.
– Сидеть!
Голос Селиванова заставил его отказаться от попытки встать. Он разгладил ладонью лицо, посмотрел на Селиванова. В черных цыганских глазах читались настороженность, растерянность и испуг.