Осмотр переместился в кухню. Здесь тоже кавардак, следы беспорядочных поисков.
— Вот так лежали потерпевшие. Рядом. — Участковый очерчивает пространство над полом.
— Фрамугу открыли вы?
— Да, товарищ майор, необходимо было проветрить. Газ перекрыл краном на трубе, а плиту оставил как есть, — он указывает на кастрюлю со сбежавшим молоком, горелка под которой открыта до отказа.
Кибрит трогает ладонью кастрюлю.
— Скажите, когда вы вошли, над молоком поднимался пар?
— Н-нет… — отвечает участковый. — Я думаю, молоко давно сбежало и загасило горелку, тут уж было не продохнуть.
Кибрит заглядывает под кастрюлю — на конфорку, снова прикладывает руку к кастрюле.
— Совсем холодная… Томин, мне нужна от нее крышка.
— Момент! — Он осматривает кухню, ни к чему не прикасаясь. — Вот она! Дать? — Отведя занавеску, показывает крышку на подоконнике.
— Нет-нет, сама! — Кибрит осторожно берет крышку за края, поворачивает к свету. — Ею пользовались… изнутри энергично осаживались пары.
— И на подоконнике влажный круг. — Томин наклоняется.
— Пал Палыч! Взгляни, под другой конфоркой тоже шлепки молочной пены.
— Да. — Оборачивается к понятым. — Для протокола важно, чтобы вы себе уяснили: кран, потеки на кастрюле, на конфорке подгоревшее молоко…
— Мы все запомнили, не беспокойтесь!
— Тогда можете пока побыть в коридоре. Ну? — спрашивает у Кибрит, когда понятые выходят.
— По-моему, дело было так. Молоко побежало, кто-то из Петуховых поскорей сдвинул его на свободную конфорку. Здесь оно успело немного перелиться через край. Горелку, конечно, выключили, кастрюлю накрыли крышкой.
— А потом тот, кому это понадобилось, поставил ее на старое место и отвернул газ?
Участковый чешет в затылке.
— Получается, преступник использовал маскировку? Что без мокрухи? Дескать, горелку залило, а я ни при чем?
— Предусмотрительный гражданин, — вступает Томин. — Для правдоподобия даже крышку опять снял. Под крышкой ведь молоко не кипятят.
— Но ни одна хозяйка не положит ее на пыльное окно вот так, изнанкой вниз. И не запустит огонь на всю катушку.
— И все это в моем доме! — крутит головой Томин. — Обойду соседей.
Кибрит опыляет порошком ручки кастрюли, затем крышку и всматривается
— Пал Палыч, вообще никаких отпечатков! Стерты.
В этом доме Томин живет со школьных лет, хотя мать упорно называет его родиной Киев, где он провел детство. Естественно, все тут так или иначе знакомы и, тычась из квартиры в квартиру, представляться Томину не надо.
— На этих днях к Петуховым не ходили посторонние? — спрашивает он соседа по лестничной площадке. — Может быть, с телефонной станции или там мышей морить?