– Погоди обижаться. Деньги у тебя водятся, сие правда. Только стал бы торговый человек без торга полусотнями да сотнями ефимков за погляд ворухи швыряться? Хотел за купца сойти, надо было цену поломить, сказать мне: «И ладно, больно нужна мне Маринка сия, сейчас уйду!» – или вроде того. Сие было первое. Второе слушай. Добро ты и с виноградами, и с персидскими корзинами измыслил. Только никакой купец такой торговли вести не стал бы, сплошной убыток выйдет. Вот коли боярину богатому везти али к государеву столу – тогда добро, окупились бы твои винограды! А здешним пастильным кухарям – зачем? Купят ли, не купят ли – бог знает, да и народишко они небогатый, медяками расплачиваться станут. Так что, Егорушка, не купец ты, как есть никакой не купец!
Астраханец делано рассмеялся. Бросив на Федора мимолетный тревожный и злой взгляд, он вновь изобразил в своих живых карих глазах дружеское расположение:
– А умен же ты, сотник! – воскликнул он с хорошо разыгранным восхищением. – Надежна, стало быть, твоя стража! И правда, не купчишка я, для простоты так назвался. А есть я…
– Казак ты есть, Егорка, самый настоящий казак! – отрезал Федор, решившись бить наповал. – Из войска атамана Заруцкого. Сам, небось, не заметил, как полным величанием атамана сего при мне назвал? Здесь за такое величание в пытошную тягают! «Вором Ванькой» атамана-то твоего велено называть, земля ему пухом… И сабля при тебе казацкая, и вся ухватка твоя казацкая, и чуб даже казацкий не остриг! А еще – немыслимо, чтоб ты, астраханец, ни разу Маринки в глаза не видел. Она в твоем городе, в Астрахани, с атаманом сколь времени прожила… А ты ее ныне освободить из башни задумал, вот что!
…Оттолкнувшись, Федор стремительно откинулся назад и вместе с загромыхавшей скамейкой бросился на пол. Вовремя! Из-под стола раскатисто громыхнул малый пистолет, который мнимый купец прятал под одеждой, и пуля, пробуравив воздух на том месте, где только что был живот сотника, ударилась в кабацкую стойку. Целовальник и питухи в ужасе замолкли, а кабацкая наймитка, разбитная девка с подведенными сурьмой до висков глазами, наоборот, пронзительно завизжала. Но купец Егор завизжал еще громче, по перенятому казаками у татар боевому обычаю, со свистом обнажил саблю и бросился на Федора. Тот едва успел подставить под смертоносную дугу удара деревянную скамью – обнажать оружие недостало времени. Казачок ловко отпрянул и тотчас бросился снова, попытавшись достать сотника пыром. Но Федор уже был готов: ловко повернув в руках превратившуюся в его щит скамейку, он поймал клинок своего противника в развилку между ее ножками и со всей силой зажал – пытаться выбивать саблю из рук казака было бы дохлым делом! В тот же миг, прицелившись, сотник со всей силы двинул Егорку каблуком сапога по колену. Тот взвыл и рухнул на пол, а Федор, перекатившись, навалился всей своей тяжестью сверху, одной рукою ухватил супостата за правое запястье, удерживая руку с оружием, а второй нашел судорожно дергающийся кадык.