Угличский кремль, 25 мая 1591 года
День тогда стоял солнечный, майский. Братца Ванятку матушка пустила во двор поиграть, а царевич в дому за семью замками томился. Сидел он в далекой комнате да книжицу листал – красивую, с картинками. На аглицком языке книжица была, а дохтур из этой страны (имя этого лекаря Димитрий не помнил, а может, велел себе накрепко забыть) царевичу смысл ее на ломаном русском пересказывал. Мол, книжица сия про страну весьма большую да диковинную, что Аглицким царством зовется, есть в стране сей дворец красоты необыкновенной. Аглицкие люди зовут его Вестминстер, а хранцузы – люди странные, что лягушек да улиток едят, – Вестмутье. И еще есть крепость Тауэр, а в крепости сей злодеи сидят, что против царя аглицкого али царицы злоумышляли. Правда, и царица Лизавета, что ныне Англией правит, по молодым летам в Тауэре-то сидела. Это ее Марья, сестрица старшая, злющая, что до Лизаветы царицей была, в крепость засадила.
А еще был в Аглицкой земле государь великий Генрих, и он, точно как батюшка, государь Иоанн Васильевич, шесть раз женился. Царевич решил, что слаб этот Генрих против государя Иоанна Васильевича. Тот, как матушка рассказывает, не шесть, а целых восемь раз женился. Третья жена Генриха Джейн, по-нашему – Анна, красавица необыкновенная, родила царю аглицкому сына Эдварда. Стал этот Эдвард королем в юных летах, но рано помер. Эдварда Димитрию было очень жалко. Если бы царевич этого Эдварда знал, то наверняка бы с ним подружился, как с Ваняткой, братцем названым.
Пока дохтур царевичу эти чудеса рассказывал, дохтуров слуга диковинный Яшка (Джеймс по-ихнему), мужик бородатый, большущий, полубабой одетый (сверху вроде мужик, а снизу – бабья юбка клетчатая да носки чудные) тоже Димитрия забавлял, ножом своим огромным махал. Нож этот дирк называется, чудной такой, блестящий! Митя на чудеса эти долго смотрел, даже во двор идти расхотелось.
Но потом во дворе крик раздался: это матушка кричала, громко так, жалобно! Царевич к окошку подбежал, а дохтур с Яшкой своим – за царевичем следом. Окошко в горнице слюдяное было: изнутри все видать, что на дворе делается, а со двора не видно, кто к окну подошел.
Лежал посередь двора мертвым братик его названый, и головка его навзничь закинута, а на шее – дыра черная, и кровища из нее на травку зеленую так и хлещет. А кричала матушка-царица… Бросилась она к трупику маленькому, кровавому, ударилась всем телом об землю, сорвала плат с головы и в косы свои льняные руками так от горя и впилась. «Уби-и-и-ли!!! – кричит. – Митеньку моего… Уби-и-и-ли!!!» После на коленках к мертвому дитяти подползла да так вся к нему и приникла, сама в крови заливаясь. Приподнялась, простерла вперед длань кровавую и, указуя, взопила: «Вот они, вот злодеи, убийцы!!!»