Людмила потянула Степку за рукав, поставила его под единственную, работающую вполнакала лампочку.
– Склеры потемнели, – сказала она, заглядывая ему в глаза. – Не тошнит?
– Нет, – мотнул головой Степан. – Я вроде плотно поел ближе к вечеру. С тех пор не голодный.
– Вам помочь, коллега? – обратился к Людмиле пожилой врач, под халатом которого угадывались не очень уместные в полевых условиях жилетка и галстук.
– Нет, не нужно. – Степан сейчас же отступил в тень. – Я уже ухожу.
– До завтра, – сказала Людмила.
– До завтра, – ответил ей Степка. Повернувшись к медикам, он добавил: – Всего доброго.
Прозвучало почему-то издевательски, хотя Степан, как ему думалось, произнес пожелание абсолютно искренне.
В блиндаже для личного состава СМЕРПШа оказалось людно. Когда Степка спустился в сруб, произошло то же самое, что и в госпитальной палатке: разговор оборвался. В блиндаже оказались рядовые сотрудники, офицеров не было. И снова несколько пар глаз уставились на него с легкой тревогой и недоумением. Дескать, что здесь забыл?
– Здорово, ребята, – сказал Степан; он слишком устал, чтобы искриться дружелюбием. – Степан Стариков.
– Здорово… Вечер добрый… Здорово, коли не шутишь… – ответили ему нескладно.
– Сынок… – бросил кто-то сквозь зубы, отвернувшись к стягу.
Пахло потом, мылом, луком и копченой рыбой. На столе, за которым накануне беседовал полковник Стариков с сыном, лежал порезанный черный хлеб, варенная в мундире картошка, несколько очищенных луковиц. Над жестяными кружками курился пар. Судя по рыбным костям и крошкам, трапеза уже подошла к концу. Одни солдаты сидели за столом, другие – на полу, привалившись спинами на стены.
Степка отыскал свой бушлат. Теплую куртку, которую он привез с аэродрома близ Степного, кто-то швырнул в угол сруба, а кто-то несколько раз наступил грязным сапогом. Но, в общем, это было понятно – в блиндаже для своих места не хватало, и никто не собирался церемониться с чужими.
– Где прилечь можно? – спросил Степан, вглядываясь по очереди в лица бойцов.
– А ты, брат, разве… не с офицерами? – спросил его чернявый, давно не бритый парень.
– Мне с унтерами привычнее, – отозвался Степан и протянул парню руку: – Степа.
– Арсен. – Чернявый энергично встряхнул ему кисть. – Ну, если так привычнее, то падай, где стоишь!
– Степа. – Он протянул руку следующему бойцу.
Они назвали ему свои имена: кто-то – подозрительно поглядывая, кто-то сдержанно, кто-то почти приветливо… Кто-то едва прикасался к его руке, а кто-то сжимал ладонь с чрезмерной силой, кто-то сначала тщательно вытирал пальцы покрытой жирными пятнами тряпицей и лишь потом отвечал на рукопожатия.