— Наш Крысуля, то бишь Лоренцо, исхудал и спал с лица, — отдышавшись, заявил Мартино. — Щеки ввалились, глаза горят, как два огонька. Не ест, не пьет. Ходит, уставившись в облака. Наверное, стишки сочиняет.
Он вновь развеселился.
— Она старше его? — осведомилась Елена.
— О да, моя госпожа. Что-то около пяти-шести лет.
Ирина скорчила очаровательную гримаску.
— Мне жаль мужчин. На них так часто находит непонятная блажь.
— И всегда они готовы мечтать о недоступном, — подхватила ее сестра.
— Вы правы, сударыни. Тем более что мой кузен не нашел ничего лучшего, чем приставить Крысулю, то бишь Лоренцо телохранителем к этой даме. Смею вас заверить, ни одна святыня в мире не оберегается с тем же усердием.
— Представляю! Бедняга, должно быть, совсем потерял голову, — смеясь, воскликнула Елена.
— Я не могу понять, как можно потерять голову при виде красивого личика, — хмуро пробасил Феодор, демонстративно пожимая широченными плечами.
— Молчите, несносный, вам-то это и впрямь не дано!
— Это уж точно. Моя голова всегда при себе.
— Вот и носите ее себе на здоровье, — Елена досадливо передернула плечами.
Разговор на мгновение прервался. Двое чернокожих слуг внесли на поляну и установили между сидящими столик с расставленными на нем серебряными приборами, напитками и вазами со свежими фруктами.
Над лужайкой вновь зазвучали смех и веселые выкрики. Расшалившись подобно девочке, Елена бросала в Анастасия черенками ягод, а он с забавной гримасой на лице, перехватывал их на лету и тут же посылал обратно. Сестры-близнецы полушутливо перебранивались с Феодором, в то время как Франческо и Мартино, приняв сторону нескорого на язык византийца, с притворной запальчивостью защищали его.
Роман попридержал качели и подал руку Алевтине. Воспользовавшись тем, что внимание окружающих замкнулось на них самих, он увлек девушку в глубину парка. Когда лужайка скрылась за стволами деревьев, Алевтина взяла его под руку и прильнула головой к его плечу.
— Мы стали редко видеться, — в ее голосе прозвучал мягкий упрек.
— Кляну себя за каждый день, проведенный вдали от тебя, — отвечал Роман.
— Неужели так много хлопот на стенах города?
— Больше, чем ты можешь себе представить, прекрасная Алевтина. Дела съедают почти все мое время. Лишь под вечер я возвращаюсь к себе, сам не свой от усталости. Смешно сказать, но слова «галерный каторжник» перестали быть для меня пустым звуком.
Он невесело усмехнулся.
— Увы, я не двужильный. Теперь-то я осознал это хорошо. Но все же приятно сознавать, что и мои старания вносят вклад в общее дело.