Это не книга для поучений, не дневник. И, конечно, не ученый труд, не медицинский трактат.
Множество людей проходило и проходить мимо меня. Я вижу их, выслушиваю, говорю с ними у себя дома, в кабинете, в амбулатории больницы. Иногда кое-кто из них раскрывает предо мной самую сокровенную тайну. В этих случаях вместе с платьем как бы сбрасывается ненужная шелуха, вся эта манерность, нарочитость, все наносное. Остается человеческий стержень с его страданиями, опасениями, обидами.
В повседневной жизни Сидоров или Иванов безнадежно машет рукой: «Что это за жизнь, пустая жизнь, ни к чему она!» Но вот Сидоров или Иванов заболел. И тогда, все становится иначе. Мир ощущается так, словно существование Сидорова или Иванова для вселенной дороже жизни величайшего поэта или ученого.
Каждый больной — это кусок огромной жизни. Жизни не вообще, а в тот момент, когда грянула катастрофа, когда гложет нестерпимая тоска, когда хочется умереть, когда яд в крови, когда нет как будто исхода.
Но вот пострадавший излечен. Все ли кончилось тогда? Это еще проблема. Нередко болезнь не исчезает бесследно. Конечно, не у всех и не всегда. Но очень часто. Ученые полагают, что в какой-либо предстательной железе или лимфатическом аппарате навсегда остаются кой-какие дефекты. И это неустранимо. Невропатолог стукнет молоточком спустя несколько лет после выздоровления человека и отыщет какую-нибудь неврастению.
Конечно, все это, может быть, тонкости, детали. В жизни мы большей частью наблюдаем широкие мазки, яркие линии.
Впрочем, кто что видит.
Я рассказываю то, что видел я.
Это было на генеральной репетиции «Дальнего звона». Театр был полон избранных зрителей. Вход был по приглашению.
Среди многих сотен людей, которых вместила тогда Мариинка, не было видно ни одного нездорового лица, ни одного усталого взгляда.
В антрактах все эти люди ходили, говорили, улыбались, оживленно спорили. Словно они все были чему-то ужасно рады.
Да и почему бы, собственно, им не радоваться?
Одни из них имели славу, другие были красивы, третьи — умны, четвертые — богаты, пятые — имели власть. Те — жажду жизни. Эти — любовь.