Она молчала, а я придумывал выход.
Потом я спросил:
— Окажите, в эту ночь вы были совсем здоровы?
Она посмотрела, на меня с недоумением.
— Я хочу сказать, не было ли у вас в эти дни менструаций?
Она покраснела.
— Да, были.
— И в ту ночь?
— Да.
Эта справка объяснила мне все. Я нашел разгадку.
Удивление молодой женщины возросло.
— Но я вас решительно не понимаю, доктор. Ведь и с мужем мне приходилось…
— Я обещаю, — сказал я, вставая, — открыть вашему другу только половину правды. И я думаю, что она его вполне удовлетворит, если, — добавил я не совсем уверенно, — если он не особенно любознателен.
К счастью, эта история не окончилась трагедией. Никто из них не проклял, не убил другого. Моя ссылка на менструацию была им принята без всякой критики и с полной верой. Он не задавал мне пытливых вопросов. В глубине души он, вероятно, считал себя справедливо наказанным за свою несдержанную пылкость. Кроме того, он был настолько удручен самым фактом болезни и необходимостью ежедневно подвергаться утомительной процедуре лечения, что это, видимо, не оставляло места бесцельному любопытству. Студиец аккуратно посещал амбулаторию. Приходил он всегда последним, стесняясь остальных пациентов, стараясь ни на кого не смотреть. Стенографистка тоже лечилась у меня на дому.
Что было дальше?
Представьте себе, они продолжали любить друг друга. Он ни о чем не догадывался. В тоскливый период воздержания студиец развлекался тем, что устраивал ей сцены ревности.
Иногда, во время какой-либо лечебной процедуры, она рассказывала мне о себе. Мы были уже приятелями.
Однажды она описала мне начало их любви.
— Вы очень любите его? — спросил я.
— О, доктор, я никогда так сильно не любила! — последовал ответь.
— А он вас?
— Тоже. Мы безгранично любим друг друга. Знаете, доктор, когда мы впервые познакомились, в первом же пожатии его руки я уже почувствовала что-то необычайное. И он сказал мне тогда: «Наша встреча не случайна. Мы не исчезнем бесследно друг для друга. Я никогда вас не забуду». Ах, доктор, в этот момент родилась наша любовь…
Я подумал, следя внимательно за струйкой лекарственной жидкости:
— «Никогда не забуду» — это, быть может, слишком-много. Но помнить вас он, пожалуй, будет еще долго.
Итак, московская стенографистка была больна триппером и заразила своего друга.
То, что я не нарушил тайны, вполне отвечало моему врачебному долгу. Но, как видите, из-за исполнения врачебного долга пострадало здоровье молодого человека.
Начавшись с драматической сцены со слезами и мольбами, весь эпизод закончился почти идиллически. Ну, а если бы этот юноша повесился? Или в припадке гнева вздумал бы придушить свою героиню? Или, наконец, обратился бы в суд, как это предусмотрено нашим уголовным кодексом?