Никаким заведующим отделом его, конечно, не сделали. Да и сама мысль о создании подобного отдела, легким туманом повитав в воздухе, рассеялась без следа. Базанов утих, смирился, снова погрузился в научную работу, целые дни безвыходно проводил у себя в лаборатории.
Слава богу, что не сделали. Это еще больше укоротило бы его и без того краткую жизнь. Взявшись не за свое дело, он получил бы еще один инфаркт. Его уже ни на что не хватало. Он спрессовал свою жизнь до предела, до состояния сверхплотного вещества и, исчерпав отведенный запас энергии, вновь превратился в робкого мальчика, одержимого беспричинными страхами. Здесь не столько удивляет возврат человека в детство, сколько прочность тех стен, разрушение которых потребовало столь крупных энергетических затрат.
Комок в горле: пятница. Канун т о г о дня.
— В прошлый сезон я на сто десятом километре отличные подосиновики брал, — говорит Крепышев.
Его лицо лоснится от пота. Глаза маслянисто светятся. В столовой жарко и душно.
— Надо же! — сглатывает слюну Январев.
…Причастен, непричастен — какое может быть оправдание? За подносами бегал, чувствовал себя ковбоем, слушал всю эту чушь. Но ведь и он стоял рядом. И он слушал…
Как на ленте магнитофонной, память записала все.
— Виктор, зайди ко мне после обеда, — говорит Январев, доставая со дна стакана вареный урюк. — По поводу твоего письма в министерство. Нужно переговорить.
— А как с программой двустороннего сотрудничества? — спрашиваю я.
— Еще вчера подписал.
Мы одеваемся, выходим из столовой. Дергается стеклянная дверь, пропуская одного, второго, третьего, — и вот уже болтается, отпущенная последним, как на сильном ветру.
Капает с козырька. Дождь только что кончился. Порывы ветра комкают и морщинят поверхность луж. Идем кромкой вот уже месяца три как разрытой канавы. Январев с Валеевым впереди, за ними — мы с Базановым, за нами — остальные. Листьев на деревьях почти не осталось. Кругом глина, грязь. Ветер дует в лицо, доносит обрывки фраз. Несколько раз повторяется фамилия Саши Авгонова, нового заведующего лабораторией ОП. Я напрягаю слух, но Январев с Валеевым говорят тихо, и смысл разговора остается неясным.
Переходим канаву по доскам, ступаем на чистый асфальт. Нас догоняют Крепышев, Меткин, Гарышев.
Валеев говорит:
— Если он и дальше будет проявлять самостоятельность…
— Они зашились со своими преобразователями… Телешева спроси…
Ветер уносит конец январевской фразы. Мы догоняем их. Интуитивно чувствую: над Сашей Авгоновым собираются тучи.
— Меня не интересуют детали, — отвечает Валеев на какое-то замечание Январева.