– Никакой оригинальности.
– Ты о чем?
– О рассыпающихся письмах, разумеется. Их было два.
Анри резко развернул меня лицом к себе.
– Когда ты получила первое?
– За пару дней до бала, на котором вы обманом вынудили меня стать вашей женой.
Уголок его губ едва уловимо дернулся:
– Я никогда тебе не лгал. Ты уже была моей женой, оставалась только одна небольшая формальность.
Формальность? Вот, значит, как.
– Правды вы мне тоже не говорили, – я вырвалась и отступила. – Зачем я вам, Анри? Вы знаете, что это за печать, верно?
Глаза его потемнели – верный признак раздражения. Если он сейчас скажет: «Вы мне интересны», – я утоплю его в Бельте.
– Наши родители заключили договор, который мне ничто не мешало расторгнуть. Но потом я увидел тебя и понял…
Я закатила глаза. Вот сейчас он заявит, что влюбился, очарован, сражен – нужное подчеркнуть – а меня стошнит. Ничего, здешним улицам хуже не станет.
– …что с тобой никогда не будет скучно.
Гм.
– Хорошенький повод сломать мне жизнь.
– Ты не выглядишь поломанной, – он критически оглядел меня со всех сторон. – И даже погнутой слегка.
– Для вас это шутки? Вы должны были меня спросить! А в идеале – начать ухаживать, как любой достойный джентльмен.
– Тереза, я хотел жениться задолго до того, как мои кости истлеют в сырой земле.
– Разумеется! Вы же привыкли сразу брать и ничего не давать взамен.
– Так уж и ничего?
Щеки вспыхнули, я указала ему в сторону Мортенхэйма.
– Там вся моя жизнь. Хорошая ли, плохая, скучная, грустная или веселая, но моя. Вы выдернули меня из нее просто потому, что вам так захотелось. И надеетесь, что я стану вас уважать?
– Полукруг с лучами – печать человека, с которым мне приходится вести дела. Семейная… или правильнее будет сказать, клановая.
Я, уже набравшая в грудь побольше воздуха, чтобы высказать все, что о нем думаю, осеклась. Прищурившись, Анри смотрел через мое плечо – туда, где в собственном свете купался Миланейский собор. На небе стягивались редкие кудри низких облаков, края которых казались нарисованными из-за сияющей солнечной каймы.
– У него есть сын, которого раздражает сам факт моего существования. Этот малый не совсем в себе.
С губ сорвался недоверчивый смешок. Не совсем в себе? Да чтобы прислать такое, нужно быть совсем не в себе. Сын его делового партнера настолько тронулся умом, что шлет мне письма с грязными намеками?
– Хотите сказать, меня преследуют из-за вас? Он не в себе, но до сих пор на свободе?
Ненормальным в наше время быть страшнее, чем женщиной в Энгерии. Истории о клиниках для душевнобольных чудовищнее самых изощренных бульварных ужасов, причем в отличие от последних, ужасы там творятся реальные. Не думаю, что в Вэлее дела обстоят иначе.