А сколько рассказывалось анекдотов, баек, побасенок и разных правдивых и достоверных житейских историй о женском коварстве и непостоянстве! Хотя Сергей Полуяров был убежден, что подобные скабрезные истории совершенно не относятся к Настеньке, все же порой задумывался: а вдруг? Все чаще приходили сомнения. Тебя тут с утра до вечера гоняют, как сидорову козу, а она, возможно, ходит как ни в чем не бывало по вечерам в клуб строителей, в кино, в ДКА… Конечно, находятся и провожатые. Ты чистишь здесь картошку на кухне или драишь пол в казарме, а она с каким-нибудь Жориком идет по Золотой улице, и стучат по старым ночным камням ее каблучки. Может быть, и целуется у калитки, как целовалась с ним.
От таких мыслей в душе Сергея Полуярова поднимались обида, досада, злость. Не будет он пока писать. Пусть и Настенька помучается, поволнуется, поплачет. Если действительно любит, то еще верней будет ждать. Время — лучшая проверка!
Шли месяцы. С каждым днем все дальше в прошлое уходил зарой, вагонетки с мокрой глиной, друзья-заройщики Алешка, Сема, Петрович, Назар. Все дальше, как в туман, уходила в прошлое наивная простенькая девчонка с кирпичного завода со своей смешной, давно вышедшей из моды песенкой:
На окраине где-то города
Я в рабочей семье родилась…
Так прошел первый год службы. Теперь писать Настеньке было просто неудобно. Молчал, молчал, и вдруг — здравствуйте! Верно, и она уже забыла его. Забыла вечера на Золотой улице, луну над кленами, поцелуи у калитки.
А после Нового года появилась Нонна.
В одно из воскресений января красноармеец Сергей Полуяров, уволенный в городской отпуск до 21.00, поехал в Третьяковскую галерею. Стыдно сказать, прожил в Москве больше года, а в Третьяковке еще не был. Чинно и благородно, как и положено военнослужащему, ходил стриженный под машинку круглоголовый высокий парень в чистом обмундировании и свирепо надраенных сапогах по залам галереи, удивляясь тому, что многие картины ему хорошо знакомы. Видел их на почтовых открытках, в «Огоньке», на страницах школьных хрестоматий: «Иван Грозный и сын его Иван», «Боярыня Морозова», «Утро стрелецкой казни», «Утро в сосновом лесу»…
У одной картины Левитана (март, синеватый снег, небо в предчувствиях весны) Сергей заметил высокую тоненькую девушку, черноглазую, пышноволосую, с выпуклым матовым лбом, в темном платье. Поразило грустно-внимательное выражение лица, с каким девушка смотрела на картину.
Почувствовав на себе взгляд, девушка обернулась. Таких глаз Сергею еще не доводилось видеть: темные, большие и, как ему тогда показалось, печальные. Глядя в такие открытые глаза, сразу можно догадаться: хороший ли перед тобой человек, правду ли он говорит.