– Ну а без… палок вообще нельзя?
– Можно. В «жопу к стенке», но это…
– Я тебе дам сейчас «жопу к стенке».
– Мам, давай потом, а? – нетерпеливо сказал Артурик, оглядываясь на мальчишек. – Я пойду, а?
– В палки играть? – устало уточнила Лариса, перехватывая авоську правой рукой.
– Ну мам, я майор уже, мне до полковника два броска осталось.
– А уроки ты сделал?
– Блин, ну вечером сделаю. Мам, ну я побегу, а? Что мы тормозим-то всех?
– Мог бы помочь матери-то, – отметила Лариса, тяжело шевельнув авоськой, которая тихонько пыталась прорезать ладонь до кости.
– Мам, ну нас уже щас всех домой загонят. Я потом помогу, ладно?
– Ну да, я еще раз выйду с сумкой на бис, и ты поможешь. Ладно, беги. В восемь чтоб дома был.
– Ага, – сказал Артурик и умчался навстречу воплям и стуку клюшками по асфальту.
Лариса побрела к подъезду. Ей стало тоскливо – как было тоскливо в тихом левом уголке души последние лет семь, с того самого дня, как она впервые продела бельевую резинку в дырку квартирного ключа, повесила эту резинку на шею сыну и выпустила его гулять – одного, вместе с такими же пацанами с ключами на резинке. Такие у наших детей крестики, сказала однажды Ларисе соседка Вера. Лариса и не поняла, пока Вера не выдернула из-под кофточки собственный нательный крестик, золотой и маленький. У самой Ларисы крестика, конечно, сроду не водилось, она с детства привыкла к тому, что их только бабушки носят – ну и цыгане, которых она видала на базаре.
А у детей, значит, вот такие теперь.
Сама на сына ключик повесила – и сама его выпустила в эти идиотские игры, к чужим пацанам, к бутылкам с карбидом, ферроцериевым бомбочкам и стройкам с залитыми водой глинистыми котлованами, с торчащей арматурой, с черными катакомбами нижних этажей и вскрытыми лестницами верхотуры, к декорациям, в которых творились ужасы, то и дело превращавшие скучные заседания комиссии по делам несовершеннолетних в какой-то заграничный кошмарный фильм, каких в кино даже после шестнадцати не показывают.
Самые дикие дворовые игры на фоне этих декораций и впрямь были совсем не страшными, прав Артурик. Главное – что тут он, под боком, из окна не увидишь, так со второго крика выдернешь, чтобы встал, как лист перед травой. И сразу на сердце спокойней.
Лариса иногда вспоминала, как в детстве моталась до соседнего поселка в магазин или в кино, и с запоздалой оторопью ставила себя на место собственной матери. Убила бы ведь. Сразу и быстро.
Времена другие были, напомнила себе Лариса, вваливаясь в душную, напеченную за день квартиру. Попроще и победней. Зато одной курицей вся семья неделю питалась, а тут трем человекам на день вряд ли хватит, придется сразу и картошку с курицей тушить, и гуляш ставить.