— Это злоключение! Ничего иного я придумать не в состоянии в данный момент, так что слушай суда. Тонкс!
— А-а-а, да я да, я Тонкс, дядя Северус.
— Помолчи и слушай, у меня нет времени приводить в чувство и тебя тоже. К Дамблдору живо и скажи, что я отправился по его поручению, вернусь ближе к вечеру, может, завтра. Дальше он разберётся, — Снейп подождал несколько секунд, дабы удостовериться, что девушка поняла все, что он сказал, и, как только, входная дверь с шумом захлопнулась, зельевар смог перевести дух. Рука отнялась еще когда девушка была в комнате, и в таком состоянии он едва мог передвигаться. Ничего не оставалось, как достать из потайного кармана мантии давно заготовленный портал и не предстать перед тем, кто уже давно вершит не только его судьбу, но и всей Британии.
Как только дом опустел и вечно спешащие живые больше не топтали его полы, по стене прошла лёгкая рябь, а стекла задребезжали. Все лишние комнаты уже были уничтожены, и все ресурсы, подпитываемые очагом Блэков, ушли на поднятие щитов. Камин заблокировало. На потолках в коридорах и комнатах проявились руны антиапарационного барьера. Почти все было готово, и дом был вполне доволен. Кикимер расставлял последние ловушки против магов, запечатывая проходы и лазейки от захватчиков.
Хозяин дома Блэков находился сейчас в нем, и теперь дом сам решит, как ему лучше всего умереть... и умереть ли им обоим? Домовика он в расчёт не брал, ведь жизнь столь ничтожного по меркам дома существа не стоила ничего. Да он был привычен, иной раз полезен, кое-где незаменим, но выбирая между собственной смертью и жизнью домовика, он выбирает первое.
Сегодня дом №12 по площади Гриммо прекратит своё существование как нечто волшебное, нечто большее, чем просто здание некогда великого рода.
Оставался только вопрос, связанный со спящим.
Глава шестая. Моя жизнь, как иллюзия собственной значимости.
И вот я умер.
Просто умер и без драматических отступлений и грустной музыки, без заплаканных лиц и улыбающихся недругов. Умер в доме крестного, которого любил и дорожил памятью каждого мгновения проведенного рядом. Здесь было пыльно, мрачно и, если быть честным, совсем не уютно, но если Сириус был рядом, все казалось неважным. Старина Бродяга много курил и любил выпить, не всегда лестно отзывался о собственных пассиях и еще хуже о чистокровных снобах, если те у него их уводили. Он просто был в моей жизни. Пусть недолго, самую малость, но этот тёмный свет освещал мою тернистую дорогу, и я должен быть ему благодарен. Теперь этого света нет. Нет и его улыбки, напоминающей собачий оскал. А как он смеялся! Что тут сказать! Смесь человеческого, охрипшего смешка с собачьим, лающим чихом, доводил до истерики многих продавцов на Косой аллее.