Несколько дней прошло в этой серой бесчувственной апатии. А потом в ее комнату пришел Юшенг. Остановился напротив сидящей у окна девушки, покачал головой и спросил: «Думаешь, спряталась?»
Мия хотела спросить, что он имеет в виду, но в этот момент осознание случившегося обрушилось на нее снежной лавиной. Пустота в груди взорвалась почти невыносимым спазмом боли, девушка скорчилась и зарыдала.
Она оплакивала свое короткое счастье.
Где-то хлопнула дверь, мужские руки обхватили ее, прижали к груди, низкий голос позвал по имени, добавляя ласковые прозвища. Ей захотелось обнять его, уткнуться в плечо, выпрашивая поддержки, но он был причиной этой пустоты и боли в груди, поэтому Мия отвернулась, отвергнув утешение.
— Что ты с ней сделал? — свирепо прорычал даймё у нее над ухом.
— Я — ничего, — раздался в ответ малоэмоциональный голос Юшенга. — Вы все сделали сами, мой господин. Осмелюсь заметить, еще немного, и вы проиграете вашу битву.
— Какую битву? О чем ты?
Хранитель знаний не ответил.
Этой ночью, когда Акио попытался обнять Мию, девушка вздрогнула и съежилась. Она не сопротивлялась, не стала вырываться, почувствовав его губы на шее. Просто лежала, готовая перетерпеть неизбежное. Но он остановился.
— Чего ты добиваешься? — сдерживая гнев, спросил даймё.
— Ничего, господин.
Это было правдой. Она не играла, не изображала обиду. Она даже признавала его правоту — даймё должен жениться и зачать наследника, так положено. Требовать, чтобы он пренебрег своим долгом ради какой-то наложницы — верх эгоизма и неблагодарности.
Но что-то внутри Мии не могло согласиться с этим.
Он встал. Мия слышала, как он одевается в темноте, и чувствовала облегчение.
Когда за даймё захлопнулась дверь, она снова заплакала.
Со слезами пришло освобождение. Боль никуда не делась, но теперь, когда Мия выразила ее, стало легче дышать.
«Я люблю его», — призналась себе девушка.
Дело было не только в гордости. Не только в желании оставаться единственной. Будь на месте Акио Такухати любой другой, Мия сумела бы смириться, признать, что так будет разумно и правильно.
Любой другой, но не Акио. Мысль о том, что другая женщина получит право на его время и внимание, станет матерью его детей, будет стонать и вскрикивать от его ласк, что другой он прошепчет срывающимся шепотом «мое сокровище», оказалась невыносима.
Как зарождается любовь? Давно ли Мия видела в Ледяном Беркуте только преследователя, опасного хищника, одержимого ее телом? Когда она смогла взглянуть на него другими глазами? В тот день, когда он попросил прощения? В ночь мидзуагэ? Или еще раньше, когда она поцеловала его по собственному желанию?