В любой другой день стебли кукурузы, озарённые лучами рассветного солнца, показались бы ей красивыми. Она смотрела, как первые лучи нового дня танцуют на стеблях, окрашивая их в нежно-золотой цвет, и пыталась найти в этом красоту.
Ей нужно было отвлечься, иначе боль была невыносимой.
Она была привязана спиной к большому деревянному столбу, который заканчивался чуть выше головы. Руки были крепко связаны сзади. Из одежды на ней были только чёрные кружевные трусики и бюстгальтер, который сдавливал вместе и слегка поднимал вверх и без того большие груди. Именно в этом бюстгальтере она зарабатывала больше всего чаевых в стриптиз клубе, потому что в нём её грудь казалась упругой, как у двадцатиоднолетней красавицы, хотя на самом деле принадлежала тридцатичетырёхлетней матери двоих детей.
Столб растирал спину до крови, но эта боль была несравнима с той, что причинял ей мужчина с низким голосом, от которого кровь стыла в жилах.
Она напряглась, слыша его шаги за спиной. Он тихо ступал по траве на расчищенном клочке земли посреди кукурузного поля. Она слышала не только звук его шагов — второй звук был едва различим. Он что-то волочил по земле. Плеть, подумала она, та плеть, которой он её бил. Скорее всего, это была плеть-многохвостка с шипами. Она видела её мельком и всего один раз, но и этого было достаточно.
Спина горела от многочисленных ударов, и её охватывала паника просто от шороха плети, скользящей по траве. Она вскрикнула в тысячный раз за ночь, и её крик поглотило кукурузное поле. Сначала она звала на помощь, надеясь, что, возможно, её услышат. Спустя часы её крики превратились в неразборчивый мучительный вой, потому что она понимала, что никто ей не поможет.
— Может быть, я тебя отпущу, — сказал мужчина.
Судя по голосу, он либо много курил, либо много кричал. Мужчина слегка шепелявил.
— Но сначала ты должна покаяться в своих грехах.
Он уже говорил эту фразу четыре раза. Она вновь не понимала, о чём он. Ей не в чем было каяться. Все знали её, как хорошего человека, хорошую мать — может не такую хорошую, как ей самой хотелось бы, но она старалась, как могла.
Что ему от неё нужно?
Она снова вскрикнула, пытаясь слегка изогнуть спину — так верёвка не так сильно впивалась в запястья. Она почувствовала, что та уже насквозь пропиталась кровью.
— Покайся в своих грехах, — повторил он.
— Я не понимаю, о чём вы говорите! — застонала она.
— Сейчас поймёшь, — ответил он.
Он уже говорил эту фразу. Он повторял её каждый раз, прежде чем…
Послышался лёгкий шорох, а потом плеть рассекла воздух.
