Миссис Гибсон с трудом дождалась того момента, когда ее супруг закончит предложение, чтобы опровергнуть, по крайней мере, часть его.
– «Окончательно убедится в намерениях Синтии!» Я бы сказала, что она выразила их совершенно недвусмысленно! Чего еще ему нужно?
– Он не до конца убежден в том, что письмо не было написано под влиянием минутного порыва. Я сказал ему, что это правда, хотя и не счел возможным объяснить природу этого порыва. Он полагает, что способен убедить ее вернуться к прежним отношениям. Я так не думаю, о чем и сообщил ему. Но, разумеется, Роджеру нужна полная уверенность, дать которую может только она сама.
– Бедная Синтия! Мое бедное дитя! – запричитала миссис Гибсон. – Мне страшно даже представить себе, что ей пришлось пережить, когда она позволила этому человеку переубедить себя!
В глазах мистера Гибсона полыхнуло пламя. Но он лишь сильнее сжал губы и ограничился тем, что проворчал себе под нос:
– Значит, теперь он уже стал «этим человеком»!
Некоторые нюансы в словах отца изрядно охладили пыл Молли. «Обычный визит вежливости»! Неужели это действительно так? «Обычный визит вежливости»! Как бы там ни было, но таковой действительно состоялся спустя совсем недолгое время. То, что Роджер вполне осознавал всю неловкость собственного положения по отношению к миссис Гибсон и, в сущности, все это время страдал от душевной боли, было для Молли вполне очевидно. Что касается миссис Гибсон, то она не заметила ничего подобного, ослепленная чувством собственного удовлетворения, которое испытала при виде того уважения, что оказывает ей человек, имя которого гремело на первых страницах газет, сообщавших о его возвращении, и о ком уже наводили справки лорд Камнор и семейство из Тауэрз.
Молли сидела в своем чудесном белом платье у открытого окна, пытаясь читать и одновременно предаваясь безудержным мечтам, поскольку июньский воздух был чист и свеж, сад пестрел яркими цветами, а деревья шелестели густой листвой. Миссис Гибсон постоянно отвлекала ее своими замечаниями по поводу узора на вышивке. А после обеда, когда наступило традиционное время для нанесения визитов, Мария сообщила о приходе мистера Роджера Хэмли. Молли встрепенулась, а потом застенчиво и тихонько застыла на своем месте, когда в комнату вошел загорелый, бородатый и серьезный мужчина, в облике которого она поначалу пыталась разглядеть мальчишеские черты, еще два года тому врезавшиеся ей в память. Но несколько месяцев, проведенных в том климате, где странствовал Роджер, способны состарить так же, как и несколько лет, проведенные в более умеренных широтах. Да и напряженный мыслительный процесс и постоянная тревога за собственную жизнь тоже оставляют глубокие следы на лице. Более того, обстоятельства, с которыми ему пришлось столкнуться в последнее время, были не той природы, чтобы вдохнуть в него жизнелюбие или веселость. Но голос его остался прежним; он стал первым признаком старого друга, который заметила Молли, когда Роджер обратился к ней тоном куда более мягким, нежели тот, коим он отпускал банальные любезности в разговоре с ее мачехой.