– Не обращай внимания, Молли. Мама всего лишь злится из-за того, что мистер… из-за того, что я не вернулась домой уже обрученной молодой леди.
– Да! И я уверена, что ты с легкостью могла бы добиться этого, – но ответила мне черной неблагодарностью! Я не настолько несправедлива, чтобы требовать от тебя того, чего ты сделать не в силах! – сварливо заметила миссис Гибсон.
– Но в чем же состоит моя неблагодарность, мама? Я очень устала и оттого, наверное, поглупела. Но я не вижу здесь никакой неблагодарности. – Голос Синтии прозвучал вяло и утомленно, а сама она откинулась на подушки софы, словно ответ матери был ей безразличен.
– Как, неужели ты не видишь, что мы делаем для тебя все, что можем, одеваем с иголочки и отправляем в Лондон, а ты, когда тебе представилась возможность избавить нас от таких расходов, не воспользовалась ею.
– Нет! Синтия, помолчи, говорить буду я, – заявила Молли, раскрасневшись от негодования, и оттолкнула руку подруги, когда та попыталась ее остановить. – Я уверена, что папа ничуть не переживает и не возражает против любых расходов на своих дочерей. И мне очень хорошо известно, что он хочет, чтобы мы вышли замуж только… – Голос у нее дрогнул и сорвался, и она умолкла.
– Только как? – с насмешкой осведомилась миссис Гибсон.
– Только когда сильно и по-настоящему полюбим кого-либо, – негромко, но твердо отозвалась Молли.
– Что ж, после такой тирады – совершенно неделикатной, должна сказать, – я умываю руки. И не буду ни мешать, ни помогать вашим любовным романам, юные леди. Но в мое время мы были рады и послушно внимали советам старших.
С этими словами она вышла из комнаты, дабы претворить в жизнь идею, которая только что пришла ей в голову: написать конфиденциальное письмо миссис Киркпатрик и изложить в нем собственное видение «неудачного увлечения» и «обостренного чувства чести» Синтии, равно как и намекнуть на полнейшее равнодушие, которое та испытывает к сильной половине рода человеческого, ловко исключив из этой категории мистера Гендерсона.
– О Господи! – вздохнула Молли, с облегчением откидываясь на спинку стула после того, как миссис Гибсон вышла из комнаты. – Вследствие своей болезни я теперь часто становлюсь раздражительной и грубой. Но я не могла слушать, как она намекает, будто папа жалеет для тебя чего-либо.
– Уверена, что это не так, Молли. И в этом смысле можешь не защищать своего отца. Но мне очень жаль, что мама до сих пор видит во мне «иждивенку», как неизменно называют нас, несчастных детей, в объявлениях в «Таймс». Впрочем, всю свою жизнь я остаюсь для нее помехой. Знаешь, я уже начинаю отчаиваться, Молли. Пожалуй, мне действительно лучше попытать счастья в России. Я случайно узнала о том, что в Москве есть место англичанки-гувернантки в одном семействе, которому принадлежат огромные территории и у которого имеется несметное количество крепостных крестьян. Я решила, что напишу письмо туда только после того, как вернусь домой. Вот там я никому не буду мешать и путаться под ногами, как если бы благополучно вышла замуж. О боже! Ночные поездки всегда так угнетают меня. Как поживает мистер Престон?