Ирку-то я тоже понимаю. Она тоже по нему ужасно тоскует.
– Да они про вещи в основном разговаривают, – утешаю я её.
– Я бы хоть и про вещи, – бормочет она, – хоть на секундочку!
Мы вздыхаем. А потом папа звонит. Сначала ей, потом мне. Он говорит вполголоса. А я стараюсь отвечать бодро, хотя у меня по щекам бегут быстро-быстро слёзы.
На следующей неделе ожидался мой день рождения. Мне исполнялось тринадцать.
Я не собиралась его отмечать. Заранее предупредила маму. И Ирку. «Без папы, – сказала я им, – ни за что». Если честно, я боялась, что Ирка обидится – она-то свой отмечала, в январе.
Ирка и обиделась.
– Папа попросил меня отметить праздник, – сказала она.
– Я тебя ни в чём не обвиняю, – сказала я.
Правда, внутри я слегка… Ну не то чтобы злорадствовала. Это как отказывать себе в чём-то вкусном из-за фигуры, когда остальные объедаются десертами. А ты смотришь на них и думаешь: «Ешьте, ешьте… Превращайтесь в жирдяев!»
Звонит папа. Я слушаю его голос. Даже не слова, которые он говорит, хотя они тоже важны. Сначала я слушаю голос. В этот раз он будничный. Как будто папа – на даче, только что погулял с собаками, заварил кофейку, намазал хлеб вареньем и подсел к компьютеру. Вдруг вспомнил что-то важное и короткое и, чтобы не забыть, звонит мне.
– Муськин-Пуськин. Надо отметить день рождения.
– Без тебя – ни за что.
– Нехорошо получится. Если помнишь, у бабушки день рождения следом за твоим.
– Ну и что… Пусть она тоже не отмечает.
– Муськин, это неправильно. Знаешь, день рождения – это возможность встретиться. Увидеться друг с другом. Я хочу, чтобы вы там… встретились…
Тут у папы сломалась его будничность в голосе. Он осип. И замолчал. И только поэтому я сказала:
– Хорошо.
Буднично. А слёзы проглотила.
Непраздничный праздничный стол
На столе были: запечённая курица, сациви, лобио, оливье, сёмга, колбаса, селёдка, маринованные опята, свёкла с черносливом (а может, и с чесноком – если честно, мне было наплевать)..
Праздновать мой день рождения мы собрались у бабушки. За большим столом. Который обычно раздвигаем. А сейчас, без папы, мы его не раздвинули. Потому что коекто из родственников заболел, так что все и так уместились за маленьким.
И меня страшно это злило. Я только и смотрела на место возле шкафа с фотографиями и статуэтками, где всегда сидел папа.
– Лиза, попробуй грибы, – сказала бабушка, – дедушка их сам собирал.
Я мрачно кивнула.
– Перестань! – ткнула меня в бок Ирка. – Это некрасиво.
«Мне плевать, – подумала я, – двести тысяч раз мне на всё это плевать».
И дала себе клятву: ни разу не улыбнусь. Пусть они все знают: я на папиной стороне. Я не предатель какой-нибудь, который может смеяться, пока где-то там заперт дорогой тебе человек.