Эсфирь, с натужной улыбкой быстро поглядывая по сторонам, спросила шепотом:
– А здесь… думаешь, не найдут?
– Найдут, – бодро заверил я. – Как не найдут!.. Ты как, за свободную продажу оружия населению или против?
– Мои убеждения, – огрызнулась она, – от ситуации не меняются.
– Напомню, – пообещал я.
– Пошел ты…
– А еще леди, – сказал я с укором.
Она с недоумением смотрела, как я быстро подошел к массивной офисной двери, потянул за ручку, и та послушно подалась, открывая вход в просторный холл.
Эсфирь торопливо вошла следом, бросила по сторонам тревожные взгляды.
– Они что, не запирают? Значит, не все служащие ушли?
– И что?
– Стреляй не во всех, – бросила она нервно, – кого увидишь.
– В мебель не буду, – заверил я, – да ладно, ты чего? Никак не запомнишь, что их восемь миллиардов?
– Нас, – отрезала она с нажимом.
– Чего?
– Нас восемь миллиардов!
– Ладно, – повторил я покорно, – вас восемь миллиардов… Давай сюда через холл. Отсюда можно в соседний корпус, а там уже на улицу с той стороны…
Люблю эти старинные офисные здания, все массивно, просторно и вместе с тем громоздко, а в коридорах и помещениях пусто, рабочий день закончился полчаса тому назад, а это значит, что если кто и остался, то разве что для неких утех. Здесь за прелюбодеяние строго наказывают по исламским законам даже мужчин, что романтично, запретность всегда придает добавочный шарм.
Эсфирь как будто прочла мои мысли, повторила:
– Кто чем занимается здесь, не наше дело.
– Человеку до всего есть дело, – сказал я. – Как сказал Бен Гурион.
Она запнулась на полуслове, против авторитета Бен Гуриона возражать не решилась, хотя такие мудрые истины придумываю сам на каждом шагу, но из скромности приписываю авторитетам, так они весомее, а мне банальности по фигу.
Я хотя и почти бегу, но всматриваюсь в картинки со спутника. К нашему зданию подкатил массивный автомобиль, выскочили четверо, в руках автоматы, у двух на поясах пистолетные кобуры, это я рассмотрел с помощью камер, установленных на здании напротив.
Еще одна камера, уже на входе в этот офис, четко и ярко показала лица всей четверки. Двое арабов, двое с европейской наружностью, эти опаснее, бывалые наемники, не люблю таких, могли бы делом заняться после увольнения со службы, но вот решили, что такое дело романтичнее и прибыльнее.
Эсфирь за спиной спросила быстро:
– Ты хоть знаешь, куда бежим?
– Зачем? – изумился я. – Вперед в неизвестность! Иначе какая тогда романтика?
– Иди в жопу с такими шуточками, – крикнула она. – Это чье здание?
– Я думал, – ответил я на бегу, – ты знаешь!