Геометрия пространства вне «струны» стремительно изменялась от броска к броску; сто одиннадцать измерений, двадцать шесть, двенадцать, десять, семьдесят семь, пять, снова сто одиннадцать… — так реагировал аналитический центр сознания Мальгина на его «падения вверх», в будущее. И наконец настал момент, когда в гулком коконе головы возникли цифры: три-четыре. С пронзительным медным звоном, потрясшим все тело, Мальгин выпал из «струны» в чрево орилоуна, который дожил до эпохи в сотни миллиардов лет после рождения человека.
Время остановило свой прихотливый стремительный бег из будущего в прошлое, как останавливает бег лесная дорога при остановке всадника. Несмотря на «встопорщенную» нервную систему, взбудораженный физиологический аппарат и дикие боли в сердце, могущие закончиться кардиогенным шоком, Мальгин был жив! Он видел, он чувствовал, дышал и двигался, руки, ноги, голова были на месте, кожа зудела и чесалась, но оставалась кожей.
Сначала ему показалось, что вокруг царит обычная пещерная тьма орилоунской утробы, слабо освещенной каким-то скрытым источником света. И хотя стены полости не светились даже в инфракрасном диапазоне, объяснялось это просто — орилоун наверняка был неимоверно дряхл и доживал свой долгий век в виде скелета, готового рассыпаться от дуновения ветра. Мальгин не сразу понял, что источником света является он сам. Руки сочились розовым свечением, ногти казались перламутровыми, а сосуды под кожей — алыми световодами. В общем-то нормальное явление после сресс-полета в «сверхструне».
Клим подождал, пока тело перестанет светиться, отдыхая и настраивая органы чувств, как оркестр — инструменты, возвращая власть инстинктов и подсознания над их деятельностью. И вдруг поймал себя на том, что боится выглянуть наружу. Нет, он боялся не вакуума или ядовитой атмосферы, и не мощных ионизирующих излучений, он боялся не увидеть ничего!
Воздух в полости орилоуна был неплотен и состоял в основном из смеси азота и гелия, кислород занимал едва ли десятую часть его объема, но для дыхания хватало. В принципе Клим спокойно мог перейти и на другой тип физиологических реакций, используя любые газы, или не дышать совсем.
Сила тяжести в пещере почти отсутствовала, из чего Мальгин сделал вывод, что орилоун с машиной метро внутри болтается где-то в космосе по воле инерции и межзвездных гравитационных полей.
— Хранитель, — позвал Мальгин мысленно.
Ответа не было.
— Хранитель, отзовись.
Молчание.
Клим понял, что орилоун как интеллект умер, и в этом обломке старой коммуникационной системы работает лишь механизм перехода на «струну». Почувствовав, как невольно участилось дыхание, хирург пощупал рукой шероховатую решетчатую стену, удивился — пахло искусственным сооружением, а не скелетом орилоуна. Включилось дальновидение, вернее дальночувствование.