Знание-сила, 2007 № 04 (958) (Журнал «Знание-сила») - страница 30
А.Е. Архипов. «Прачки». 1901 г.
Так что же такое «чистота»? Вот, пожалуй, самое общее ее определение: это соответствие. Вписанность в некоторую структуру, которая принята за норму.
«Грязь, — пишет на эту тему, следуя за М. Дуглас, культуролог Ольга Вайнштейн, — это, в сущности, беспорядок»: то, что «нарушает привычное устройство мира»[>2 О. Вайнштейн. Откуда берется пыль? Семантика чистого и грязного // ARBOR MUNDI. — Вып. 6. — 1998. — С. 155.].
«Грязной» способна стать любая вещь, оказавшаяся не на «своем» месте — за пределами предписанной ей ячейки классификации. Сапоги, скандально-неуместные и, безусловно, грязные на скатерти обеденного стола, не кажутся такими на полу в коридоре. Еда с того же стола — чего, казалось бы, чище? — неминуемо становится грязью, будучи опрокинута на кровать. Вылизанная до блеска собачья миска вряд ли покажется чистой человеку. «Грязное» — «остаточный продукт за пределами упорядочивающей, дифференцирующей деятельности»[>3 Там же.]: недоеденный кусок, только что бывший чистым на тарелке, моментально превращается в грязь, как только его смели в мусорное ведро. А ведь всего-то одно движение.
Это так в любых картинах мира — и в религиозных, и в светских. Недаром в светской культуре европейского Нового времени (эпохи, когда началась подвижность и проницаемость внутрисоциальных границ, чтобы затем все усиливаться) телесная чистота получила до избыточного сильные значения: низкое социальное происхождение напрямую связывалось с «нечистоплотностью» и вызывало настоящую физическую брезгливость: «упреки в нечистоплотности, — пишет Вайнштейн, — нередко теснейшим образом связаны с социально-политическими комплексами»[>4 Там же.— с. 157.].
Работа очищения — это прежде всего работа границы. Отношения человека с чистотой — это его отношения с собственной формой и собственными пределами. Их поддержание, их защита, каждый раз заново их проведение.
Что бы ни оказывалось критериями чистоты и средствами ее достижения, пусть даже очищение навозом — стремлением к ней человек создает себя, «вылепливает» из окружающего хаоса.
Не потому ли отказ от телесной чистоты — характерная форма смирения у аскетов едва ли не всех конфессий? Для монахов некоторых орденов запрет мыться, стричься, менять одежду — знак отказа от мирской суеты, условие приближения к святости. По преданию, святой Антоний никогда не мыл ног, с головы святого Симеона и вовсе сыпались черви. Так стирается граница между «я» и «не-я». (И это при том, что святость — предельная форма чистоты. Просто чистота здесь имеется в виду другая — высшая. Та, для которой все плотское грязно по определению.)