— Что вам будет угодно-с, ваша милость? — спросил приказчик. — Чем изволили заинтересоваться?
— Шубами, — сказал Кропоткин.
— Мужскими? Дамскими?
— Теми и другими.
И приказчик начал подавать ему одну за другой шубы — бобровые, куньи, выхухольи, хорьковые, ильковолапчатые, выдровые, колонковые, песцовые, енотовые, лисьи. Кропоткин рассматривал их, некоторые примерял к невысокому своему росту, другие накидывал на плечи. Потом взял и раскинул на руках шубу роскошного собольего меха, шоколадного цвета с золотистым отблеском.
— И какова же цена этой прелести? — спросил он.
— Четыреста десять рублей, — ответил приказчик.
— Четыреста десять?.. Да на эти деньги можно прокормить до нового урожая целую деревню. Не лучше ли купить мужикам хлеба? Что вы скажете, любезный?
— Мужики и без вас прокормятся, ваша милость, — сказал приказчик. — Сами добывают хлеб. У хлеба да без хлеба? Так не бывает.
— Бывает, любезный. Целые губернии голодают.
Кропоткин вышел на улицу. Господинчик в темно-желтом пальто все еще гулял поодаль. Терпелив. Если бы даже два часа простоять в магазине, он все равно не покинул бы своего поста. Кропоткин пошел дальше к Невскому. Потом свернул в Кирпичный переулок, во двор того дома, в котором осенью снимала комнатку Варя Батюшкова. Из кирпичного дворового лабиринта он выбрался на Невский и, окинув взглядом проспект, не увидел темно-желтого коротыша. С Невского свернул на Большую Морскую, вышел через арку Главного штаба на Дворцовую площадь, потом — на Дворцовую набережную и понесся по ней почти бегом вверх, к Литейному мосту.
Домчавшись до Выборгской, до Саратовской улицы, он забежал в квартиру Кувшинской и застал тут не только хозяйку, но и Куприянова, Сердюкова, Любу Корнилову. Они угрюмо сидели за пустым столом. Никто не вымолвил слова, когда он с ними поздоровался. Все молча и мрачно смотрели на него целую минуту.
— Что случилось? — встревожился он.
— Садись, Петр, — сказал Сердюков. — Стряслась, брат, большая беда.
Кропоткин сел к столу.
— Ну вот и вся наша семья, — сказала Кувшинская. — Почти вся. Последний раз собрались.
— Может быть, и не последний, но здесь сходиться больше нельзя, — сказал Куприянов.
— Да что же случилось? — спросил Кропоткин.
— Сегодня ночью арестован рабочий кружок, близкий к Низовкину, — сказал Сердюков.
— А сам он?
— Тоже арестован.
— Низовкин всех нас выдаст, — сказал Куприянов. — Выдал бы и все общество, если бы знал губернские отделения. Если бы его приняли в общество. А ты ведь настаивал, Анатолий.
— Да, я настаивал принять. И может быть, лучше было бы. И я не думаю, что он нас предаст.