Сердюков первым вышел из-за стола.
— Ну, кто куда? — сказал он.
— Я на свидание с жандармом Голоненко, — сказала Люба.
— У меня одно неотложное «пограничное» дело, — сказал Куприянов.
— Мне надо перебраться куда-нибудь с этой квартиры, — сказала Кувшинская. — Найти новое пристанище.
Сердюков пристально посмотрел на Кропоткина.
— А у нас с тобой, Петр Алексеевич, еще большая работа с новичками. Надо познакомить их со всеми фабричными и заводскими нашими товарищами.
— А главное, успеть передать весь наш почтамт, — сказал Кропоткин.
Передача «почтамта» представляла собой передачу новым товарищам конспиративной связи. Этой работой Сердюков и Кропоткин занимались уже целую неделю. Кропоткин каждый вечер запирался в какой-нибудь комнатушке с Перовским и Эндауровым и, не давая им ничего записывать, упорно добивался того, чтоб они заучили и хорошо запомнили десятки шифров и сотни адресов, ведущих во многие губернии России, где действовали кружки или отдельные лица общества, а также к пограничным местам, куда контрабандисты доставляли тюки книг. Преемники конспиративного дела осваивали его успешно. Ах, если бы поработать с ними еще неделю!
Но через три дня после грустной, последней сходки на Саратовской улице, восемнадцатого марта, арестовали Куприянова, Кувшинскую и недавно вступившего в общество Гауэнштейна (у этого при обыске забрали два списка программы!). Арестовали и двух фабричных рабочих. Одного из них, Тарасова, Кропоткин на днях видел на улице под своим окном и даже заподозрил этого активного слушателя своих лекций в слежке, но раз его самого арестовали, подозрение теперь отпадало.
Из старых членов общества в Петербурге на виду оставался один Кропоткин. Почему его еще оставляли? Может, Третье отделение все-таки сомневается, что князь Кропоткин — это агитатор Бородин? А может быть, шпионам поручено походить по его следам, чтобы до конца раскрыть столичную революционную организацию?
До заседания Географического общества он днем не оставлял дома. Разбирал свои бумаги. Весь огромный материал по исследованию ледникового периода он уложил в большой портфель, приготовившись передать все это на хранение Полякову.
Утром двадцать первого марта, когда Лиза принесла ему на подносе чай, вслед за ней в открытую комнату вошел рыжий бородатый человек в сером длинном сюртуке.
— Прошу прощения, ваше сиятельство, — сказал он. — Довольно бесцеремонно с моей стороны, но я к вам по делу.
— У меня нет времени ни для какого дела, — сказал Кропоткин, не встав даже из-за столика. — Выпью вот чашку чаю и иду на заседание Географического императорского общества.