— Господин прокурор, позвольте нам на полчасика остаться одним, — попросил Новицкий, сразу поняв, что этот представитель судебной палаты, слизняк, вызывает у арестанта-аристократа чувство брезгливости, что допрос может не состояться. Прокурор пожал плечами и вышел: подполковник был для него, вероятно, непререкаемым авторитетом в следственных делах.
Новицкий протянул через стол портсигар арестанту, но Кропоткин достал из кармана сюртука свои папиросы.
— Посмотрите вот вашу «Пугачевщину», — сказал подполковник и подал тетрадь — рукопись Тихомирова.
— Рукопись не моя, — сказал Кропоткин, перелистывая знакомые страницы.
— Вижу, что не вами написана, но конец, занимающий почти треть сочинения, — ваш.
— Не мой, только мною списан.
— С чего же списан?
— С какой-то книжки. Не помню. Где ее взял, тоже не помню.
— Не помните, значит? Допустим. А вот брошюра, напечатанная с рукописи в Цюрихе.
— Уже напечатана! — обрадовался Кропоткин. — Интересно глянуть. Покажите, пожалуйста… О, издана прекрасно. Великолепный шрифт. Отлично кто-то работает.
— Вы в печать эту вещь не посылали?
— Нет, я прочитал ее, дополнил списанным с чего-то текстом. Потерял, а вот кто-то нашел и издал.
— Ладно, князь, я вас допрашивать больше не стану, хотя и не верю вашему показанию. Давайте сверим тексты. Следите по брошюре.
Подполковник взял тетрадь и стал читать страницы, увенчивающие тихомировскую повесть о пугачевщине описанием будущего безгосударственного общества. Читал Новицкий превосходно и все больше увлекался, искренне заинтересовываясь кропоткинским изображением социализма, а когда прочел последнюю страницу, откинулся на спинку кресла и захохотал.
— Да неужели верите, князь, что такое возможно в нашей темной России? Все это прекрасно, чудно, но ведь на это надо двести лет.
— А хоть бы и триста, — сказал Кропоткин. — Рано или поздно, а народ обретет полную свободу.
— Весьма и весьма сомневаюсь. Дай-то бог… Итак, вы признаете, что это ваши страницы?
— Конечно.
Подполковник быстро написал коротенький протокол. Кропоткин подписал его.
— Что-то долго нет нашего прокурора, — сказал подполковник. — Ладно, потом подпишет. Мечты ваши, князь, прекрасны, чудны. У меня больше нет к вам вопросов. Можете вернуться.
— Да, все прекрасно, великолепно, а пока — пожалуйста в крепость, — сказал Кропоткин, поднявшись.
Подполковник смущенно усмехнулся и вышел из-за стола проводить арестанта.
— Ах, князь, — сказал он, — я уважаю вас, глубоко уважаю за отказ давать показания. Но если бы вы только знали, какой вред вы себе делаете. Я не смею предсказывать, но одно говорю — конец будет ужасный.