Рабочие, двинувшиеся к выходу, остановились, потом вернулись, сели на свои места.
Кропоткин минуту сидел молча, обдумывая, как ответить на вопрос слесаря. Машинально он протянул руку к потускневшей настольной лампе, покрутил фитильный штифтик, но пламя под стеклом совсем потемнело, стало дьмно-багровым, а фитиль обуглился.
— Кончился керосин, — сказал хозяин, студент Низовкин, сидевший, как и его сожитель Сердюков, здесь же, среди рабочих.
Низовкин сходил в соседнюю комнату, принес другую лампу. Кропоткин успел за это время обдумать ответ на вопрос Обнорского.
— Лет двадцать тому выделили из нефти любопытное вещество, — начал он. — Оно горело в лампе лучше, чем дорогой фотоген, незадолго до того открытый. Не прошло и четверти века, а мы уж не можем теперь представить нашей жизни без этого вещества, называемого ныне керосином. Керосин заменил все растительные горючие масла, вытесняет газ и свечи. Он заставляет человека добывать больше нефти, которую люди издавна знали, но почти не пользовались ею. А добывать в большом количестве нефть — значит черпать ее из земных глубин. Рыть вручную глубокие колодцы и черпать нефть бадьями — дело невообразимо трудное и, главное, невыгодное для промышленников. И вот один из предпринимателей, человек не без головы, приспособил машину, пробурил глубокую скважину и стал из нее выкачивать по тридцати бочек в день. И пошла писать губерния! Закипело нефтяное предпринимательство. — Кропоткин встал со стула, почувствовав нарастающее внимание. — Нефть — не только керосин. Десяток лет назад французский механик Ленуар изобрел газовый двигатель. Можно не сомневаться, что скоро появятся двигатели, работающие на керосине или другом каком-нибудь нефтяном продукте. Что же даст рабочему люду нефть? Что дадут ему будущие двигатели? Пар, впряженный в работу Уаттом, нисколько не улучшил жизнь рабочих, не улучшит и огонь нефти. Сейчас вам, петербургским заводским мастеровым, платят больше, чем фабричным, но дальнейшее развитие техники обесценит и ваш труд. Машина может облегчить жизнь рабочего, но для этого он должен стать ее хозяином, а пока ею владеют те, в чьих руках находитесь и вы сами, никакого облегчения не дождетесь. В свободном, равноправном обществе машина — благо. В иерархическом, сословном государстве она является лишь рычагом, который опирается на нижние общественные слои, давит на них и все выше поднимает верхние. Такой же рычаг представляет собой и наука, мать всех машин. Только революция может разрушить эту социальную механику.
— Выходит, до революции нашему брату, чумазому, в люди не выбиться, — сказал Игнатий Бачин, нехорошо усмехаясь. Он тоже, как Обнорский, был слесарем оружейного завода, но к интеллигентности не тянулся, даже, кажется, презирал ее, говорил нарочито грубо, на лекции приходил, в отличие от других, всегда в рабочей одежде. — Выходит, нам нечего соваться в калашный ряд. Сиди себе на ржанухе, пока не придет революция. А барышня прошлый раз тут другое толковала. Немецкие рабочие уже теперь кое-чего добиваются.