Посев Александры Ивановны, подумал Кропоткин. Придется как-то сгладить противоречие.
— Да, в Германии рабочие заявляют свое право на политику, — сказал он. — Даже имеют некоторый успех. Там другие условия. Правительство Вильгельма и Бисмарка выиграло войну с Данией, с Австрией, затем разгромило Францию. Объединив во время этих войн всю Германию, оно почувствовало себя настолько прочным и сильным, что не побоялось допустить рабочих к политике, правда, к самому ее краю. Конституция Германской империи очень узка и далека от истинного равноправия, но в России и таковой нет. Не имея возможности бороться за долю своих прав открыто, русский народ скрыто подготовит революцию и силой возьмет все права полностью.
— Улита едет, да когда-то будет, — сказал Бачин. Он встал, подошел к столу. — Ничего, господин Бородин, мы и до революции заставим правительство считаться с нами. Остановим заводы и фабрики — на-кась, выкуси! — И он опять нехорошо усмехнулся, глядя в упор в глаза Кропоткина. — Всех на колени поставим.
— Ну-ну, Игнатий, рано так широко замахиваешься, — остановили его товарищи.
Рабочие разошлись. Кропоткин ощутил неприятный осадок на душе. Он закурил папиросу и засновал вокруг стола, развешивая в воздухе сизые космы дыма. Сердюков и Низовкин долго сидели молча. Потом Низовкин поднялся.
— Ладно, господа, посидите тут, потолкуйте, — сказал он. — Я пойду погуляю, раз так.
— Да какая теперь прогулка? — сказал Сердюков. — Поздно. И холодно.
— Ничего, пройдусь по морозцу. — Низовкин оделся в прихожей и вышел в коридор, хлопнув дверью.
— Он что, обиделся? — спросил Кропоткин.
— Похоже, — ответил Сердюков. — Счел, видимо, что мы хотим поговорить наедине.
— Неладно выходит. Человек предоставляет нам квартиру, помогает в работе, а мы сторонимся. Почему бы его не принять в общество?
— Ничего, уладим и с Низовкиным… А каков Бачин, а? Грозится остановить заводы и фабрики.
— Что ж, когда-нибудь рабочие смогут остановить всю промышленность. Для этого надо только всем захотеть и суметь сговориться.
— Только и всего! — рассмеялся Сердюков.
— Да, только и всего. Когда русский народ захочет революцию и сумеет сговориться, он совершит ее, а если он не хочет разрушения существующего строя, его не поднимут на восстание ни вожди, ни заговорщики, ни тысячи печатных призывов.
— Что же нам остается?
— Остается лишь помогать народу осмысливать то, что он хочет. Пробуждать его сознание.
— Вот мы и пробуждаем. Мы первые в России сблизились вплотную с рабочими. Прошел год, ну немного больше, как мы сошлись, а видите, какова зрелость сознания наших заводских друзей.