– Мы виделись с вами в префектуре.
– Едва ли это важно, но я вас помню. Ваша деятельность неординарна в обоих смыслах – и как неорганизованна, и как выдающаяся. Ну, вы меня понимаете? Я правильно полагаю, что благотворительность тут ни при чем?
Федор опустил глаза.
– По тому, как вы держите папку можно догадаться, – продолжил Горчаков.
– То, о чем мы говорили. У меня проблема, но я не знаю, как начать.
– Вербализуйте как-нибудь.
Стрельцов огляделся. Рядом стоял один из тех стульев, что стояли вокруг гостиного стола в предыдущей комнате, а на нем – несколько книг по нарративологии. Он аккуратно спустил книги на пол, и сам аккуратно сел на него, стараясь не привлекать внимание излишним шумом.
– Аркадий Борисович, – Тут он понял, как удачно девушка повторяла раз за разом его имя и отчество в коридоре. – Я подозреваю, что есть люди, которые что-то делают с русским языком. И. они пытаются с его помощью чего-то добиться. Буквально сейчас в новостях я слышал, что они снимают целые call-центры чтобы названивать на разные передачи. И еще я видел в Интернете что они делают. И все это выглядит сперва как шутка, но у этой шутки есть последствия. и в моей семье есть последствия. И меня еще из вуза прогнали за то, что я пытался разобраться, кто это все организует.
Горчаков повернул голову, и их глаза наконец-то пересеклись.
– Я так понимаю, молодой человек, у вас не хватает возможностей, чтобы передать вашу мысль? А у ваших друзей слова были.
– Это непросто. А вы знаете моих друзей?
– Некоторых уже знаю, – произнес он тихо. А потом вернулся к основной теме: – Создаваемый ими язык устроен так, чтобы вы не могли разрушить его силами их собственного языка. В каком-то смысле это шедеврально. Clari viri, с которыми вам приходится находиться в контрагенции, весьма изящны в своем творении. Так же как Марксу не удалось убедительно критиковать Иммануила Канта в его трансценденциях лишь из-за того, что язык Канта не предназначен для критики языка Канта.
– Так вы их знаете?
– Лично мы не встречались, но их деятельность мне знакома и понятна, – несколько обреченно произнес Горчаков, продолжив расставлять книги.
– И вы знаете, как им помешать?
– Вы полагаете, им стоит мешать?
– Но ведь гибнут люди! У них есть мужья, жены, дети. сыновья.
– Если бороться со смертью, вы не добьетесь особого успеха, уверяю. – Горчаков поставил тяжелый том на полку, пригляделся, и переставил его правее. – Cessante causa, cessat effectus. Необходимо искать причины, чтобы не было негативных эффектов. А причины вы не поймете, потому что не понимаете до конца механику их машины, той самой, что они строят. Я могу вам сказать, что конечная цель это власть, но для вас это окажется непонятным. Дело ведь не в президентстве или министрах. Все эти должности ничего не значат, если машина, которую они все собирают и строят, в определенном смысле, гниет в гараже истории.