В том же 1636 году Сэмюэл ван Рюисдаль нарисовал «Речной пейзаж с паромом». На паром загоняют домашний скот, вода искрится, отражая небо. Здесь нет никакой мифологии – она изображает не души, переправляющиеся через Стикс, а стадо коров, которые перебираются через реку на другое пастбище.
Тем временем в Гарлеме Питер Клас писал «Маленький завтрак»: селедка на оловянном блюде, булка, хлебные крошки. Картина, полная прозрачной красоты, без намека на аллегорию и нравоучение. Искусство ради искусства.
Живописцы – ремесленники, они просто поставляют нам свой товар. Полотна на возвышенные темы – исторические или религиозные – продаются по самым высоким ценам. На втором месте идут пейзажи и марины, оцениваемые в зависимости от количества изображенных на них деталей. Затем – портреты и жанровые сценки: компании гуляк, интерьеры комнат, посетители таверны. Наконец, самую нижнюю ступеньку занимают натюрморты.
Но картина, которую писал Ян, не имела цены. Она не поддавалась никакой классификации, поскольку не предназначалась для продажи. Он работал быстро, смелыми мазками: ведь скоро София уйдет, и ему придется довольствоваться тем, что он успеет сделать. Кроме того, ей было холодно.
Через несколько столетий полотно поместят в Рейксмузеуме. Студенты станут гадать, кто на ней изображен. Венера? Далила? Критики напишут статьи о месте этой работы в творчестве ван Лоо. Обычные люди будут спрашивать: кто она? Его любовница? Или модель? Вряд ли модель: она смотрит на зрителя с искренней любовью.
Картина останется без названия. Ее будут называть «Женщина на кровати». Потому что именно это на ней изображено.
Ты рождаешь детей не только для себя, но и для всей страны. И нужны они не только для того, чтобы доставить тебе радость, но и для пользы отечества и роста его благосостояния.
Бартоломей Батти. Кабинет христианина, 1581 г.
Корнелис спустился в подвал. Его использовали для хранения дров, торфа, старых вещей. Внутри было темно, и он зажег масляную лампу. Теперь весь дом погрузился в сумерки: наступило лето и комнаты затенял полог разросшейся за окнами листвы. Стоял июль; София была на пятом месяце, и ее живот уже заметно округлился. Вчера он спросил, не бьет ли младенец ножками. Хотел дотронуться до живота, но жена испуганно отпрянула. «Нет, – ответила она. – Пока нет».
Откуда ей понять его тревогу? Она молода. Бог даст, никогда не узнает, что такое потерять ребенка. Конечно, София знала о его потере, но молодость не может вообразить невообразимое; слепая уверенность юнцов в себе – своего рода милосердие. Но ему нужно твердо знать, что с младенцем в ее утробе все в порядке, он жив и здоров и уже бьет ножками. Один раз Господь даровал ему счастье – и почти сразу отобрал его.