Я стояла, трясясь от холода и пережитого ужаса, когда рыцарь поинтересовался:
— С вами все в порядке? — В его голосе слышалось такое участие, что из моих глаз брызнули слезы, хотя я изо всех сил пыталась улыбнуться. — Я Поль де Лакруа, рыцарь ордена Двойной Луны.
— Да! — с трудом выговорила я сквозь рыдания, не зная, как высказать свою благодарность. — Я… я Алевтина Звонарева!
Следующее, что я помню, — как он легко поднял меня на руки и устроил в седле…
Рыцарь о чем-то меня спрашивал, но я совсем не помню, о чем именно. Наверно, мне полагалось упасть в обморок или высоким слогом поблагодарить его за спасение, но на это не оставалось сил…
Он сдал меня с рук на руки ошарашенной госпоже Гадрке и отбыл. Она была так заинтригована, что хлопотала вокруг меня, как наседка над цыпленком…
Наутро я обнаружила, что приключение не обошлось без последствий: насморк, кашель и прочие прелести простуды были налицо — точнее, на лицо, нос и прочие части меня.
Болеть всегда неприятно, а в одиночестве неприятнее втрое. Некому было отпаивать меня горячим чаем и пичкать микстурами, измерять температуру и просиживать ночи у постели. Даже сходить в аптеку некому! От собственной ненужности и одиночества хотелось плакать…
Стук в дверь комнаты вырвал меня из полудремы, в которой я провела почти два дня.
— Войдите! — хрипло каркнула я, пытаясь пригладить волосы.
Может, это пришел Поль?
Дверь распахнулась, и на пороге показались… Стэн и госпожа Громова!
— Значит, вы действительно больны, — констатировала она, хорошенько меня рассмотрев.
Под ее взглядом я тут же вспомнила, что мои волосы растрепаны и давно не мыты, нос наверняка покраснел от слез и насморка, глаза опухли… Наверное, мой неприглядный вид эффектно оттенял цветущую красоту самой госпожи Громовой. Еще и Стэн притащился! Если что-то и могло сделать меня еще несчастнее, то именно это.
— Уходите, пожалуйста! — попросила я, затравленно глядя на куратора.
— Стэнли, откройте окно, — через плечо скомандовала она, не обращая ни малейшего внимания на мои возражения.
За следующие полчаса меня переодели в свежее (невзирая на протестующий писк), перестелили постель, накормили бульоном… Наконец госпожа Громова удовлетворенно оглядела результат своих усилий и велела Стэну сидеть тихо. Он, не споря, присел на стул в уголке.
Мне было до слез неловко под пристальным взглядом его голубых глаз.
«Теперь я ему точно не нравлюсь!» — мрачно подумала я и тут же отругала себя за глупые мысли. Можно подумать, раньше все было иначе!
Госпожа Громова тем временем делала какие-то пассы и бормотала непонятные слова.