Регина и Моника завели разговор о каком-то дизайнере, работающем над свадебным платьем Моники, пока Чарльз, бубня, рассказывал Александру о последних переговорах в фирме о контракте. Они буквально игнорировали нас большую часть обеда, и меня это устраивало. Когда был подан десерт, а Моника и Александр выпили по несколько бокалов шампанского, они обратили свое безраздельное внимание на нас.
— Итак, ты играешь на виолончели? — спросил Александр.
— Да.
— О-о, — тон у Моники был такой, словно она обладала информацией. — Ты виолончелистка?
— Да, — повторила я, и увидела на лице Мэтта выражение обеспокоенности. Он уставился на Монику, пытаясь понять ее интонацию.
Ее приторная улыбка и фальшивый смех вызвали у меня леденящую дрожь. Она смотрела на Александра, но показывала на меня.
— Та самая? — Она стрельнула взглядом в отца Мэтта. — Та самая, которую вы выручали, Чарльз?
— Прошу прощения? Эм… выручали? Я понятия не имею, о чем вы, — сказала я, едва повышая голос чуть выше шепота. Кто эта слабая, глупая девчонка, которой я стала в присутствии этих людей?
— Ни о чем. Это не тот разговор, который ведут за обедом, Моника. — Мэтт был почти на грани.
Я отодвинула свой стул от стола.
— Уборная? — задала я вопрос, не обращаясь ни к кому конкретно, ожидая помощи хоть от кого-нибудь.
— Вперед по коридору, вторая дверь справа, — ответила Регина.
Встав, я покачнулась, опьяневшая от шампанского. Мэтт поднялся, но я быстро проскользнула мимо него и пошла по коридору. Я слышала его шаги позади. Зайдя в ванную комнату, я попыталась закрыть дверь, но Мэтт помешал, вставив в проем свой большой ботинок со стальным мыском.
— Постой. Впусти меня.
— Нет, — огрызнулась я.
— Грейс, я серьезно. Впусти меня… пожалуйста.
Глаза заволокло слезами и, опустив взгляд в пол, я наконец отпустила дверь, впуская Мэтта внутрь. Он приподнял мой подбородок. В его глазах полыхал огонь, словно ром объяло пламенем.
— Послушай меня. Я занял немного денег у отца, чтобы помочь тебе вернуть виолончель. Я не хотел вдаваться в детали, потому что знал, что он не поймет твоих обстоятельств. Они даже не заслуживают их знать. Ты хорошая, добрая и искренняя, и тебе не нужно, чтобы эти люди говорили тебе это. Позволь им думать худшее. Позволь Монике вываливать ее осуждающую херню. Пускай Александр думает, что мы использовали деньги на твой пятый аборт. Пускай они все катятся к чертям. Мне плевать, и тебе должно быть тоже. Они никогда не будут довольны жизнью, сколько бы денег у них ни было, ведь они всегда будут хотеть больше. Сейчас же они хотят нас лишить толики достоинства, потому что у нас есть то, чего нет у них.