Он говорил на межрасовом языке, и любопытство взяло верх над деликатностью. Осторожно присев, я, на всякий случай, сделала вид, будто завязываю шнурок, давно затянутый на мертвый узел.
– Я следил за ее безопасностью, как ты мне и велел, – огрызнулся Стриж.
– То, как ты поступаешь – неосмотрительно! – голос Ратмира едва не сорвался на крик, и от удивления я покачала головой. Вот тебе и хваленая бесстрастность! – Если ты забыл, то я тебе напомню – она здесь лишняя! Ты ей не друг, и она тебе не подруга! Ей сегодня возвращаться обратно! А ты совершаешь на редкость необдуманные вещи и делаешь ее уход невозможным!
Я озадаченно нахмурилась.
– И как же я пытаюсь сделать ее уход невозможным? – в тоне младшего еще звучала бравада, но нахальства стало гораздо меньше, нежели в начале разноса.
– Док говорит, что она задает вопросы!
– Уж извини, наша Птаха любопытна, как и любая нормальная женщина! – процедил тот. – Кстати, Док тоже хорош! Он достаточно ей рассказал!
– Оба вы хороши! – рявкнул Ратмир. Он помолчал, явно стараясь взять себя в руки, и заговорил уже более миролюбиво, но предельно твердо: – Мы опасны для нее! Не делай того, о чем потом будут сожалеть все! Не втравливай ее! Ясно?
Стриж разразился потоком слов на аггеловском языке, а когда он замолчал, то последовала долгая острая пауза. Такое напряжение с оттяжкой, когда кажется, что даже воздух может взорваться магическим фейерверком и осыпать головы скандалистов разноцветными искрами. И тут Ратмир в сердцах сказал единственное короткое ругательство, резкое и, похоже, обидное. В тот момент стало понятно, что «конструктивная» беседа подошла к концу, и мне пора драпать.
К досаде не успела. Ратмир толчком распахнул дверь и едва не налетел на меня, сильно оторопевшую. От его убийственного взора, меня будто ледяной водой облили, а заодно пригвоздили к полу. Мужчина, словно его подгоняли раскаленной сковородкой, вылетел в зал, мне лишь оставалось бессильно проследить за его спиной в белой рубахе и костюмном жилете. Тут же припомнилось чувство легкого недовольства, вспыхивавшее каждый раз, когда ткань натягивалась на твердых мышцах и мешала движениям. Господи, это сумасшествие!
Теперь я знала, что если спокойный Ратмир только нервировал, то в гневе внушал настоящий ужас. Из комнаты появился подавленный Стриж, хмурый и даже чуть сгорбившийся, с лэптопом подмышкой. Вместе мы выбрались в зал, оба виноватые, как нашкодившие отроки.
Свечка сидела на высоком табурете и маленькими глоточками, чтобы не обжечься, прихлебывала из кружки дымившийся чай. Несмотря на поздний час, в отличие от меня, целый день запертой в четырех стенах, девушка выглядела отлично: свеженькой и хорошенькой. На мое появление она ответила таким лютым взором, что я только диву далась. Ей-то чем успела не угодить?