Мастридия выпрямилась. Именно – одержимым!
А одержимость – это почти болезнь. Он сам не совладает собой.
Что же она?
Задумалась.
Его одержимость пугает… но пойми же, Мастридия, эта страсть и влечет тебя. Искры греха, разлетаясь, могут поджечь. А потом – огонь выжжет, испепелит, ветром разнесет пепел.
И не будет Мастридии…
Решимость появилась на ее тонком лице.
«Бонита! – позвала девушка. – Бонита, прошу тебя, позови этого господина ко мне!»
* * *
«В этом нет ничего страшного. Нет никакого греха, если я постою здесь! – думала Бонита. – Я ей почти как мать. Да, именно! Сейчас я заменяю ей мать».
Сердце громко билось в груди у этой седой, немного неповоротливой женщины. Она любила свою госпожу, свою маленькую Масю, как она ее называла, когда той было пять лет.
Сколько же времени пошло с тех пор. Мася выросла…
Будучи мудрой служанкой, Бонита обычно не показывала своих чувств, и никто, кроме старого священника и самого Бога, не знал, как она переживала за свою госпожу. Со смертью родителей девушка совсем замкнулась, бедная. Стала жить как какая-то затворница, прячась от людей в этом шумном городе. А ведь она – красавица!
Что греха таить, когда появился этот юноша, Бонита даже обрадовалась. В ней вспыхнула надежда увидеть Мастридию женой, матерью, понянчиться еще с малышами. Как же она, Бонита, любила малых деток! Таких сладких, таких непосредственных!
Но все пошло не так, как желала бы служанка. Мастридия не приняла внимания юноши. И с каждым днем стала изводить себя постом и ночными бдениями. Да, Бонита слышала, как по ночам ее госпожа кладет земные поклоны. Один за другим. Один за другим.
Мастридия совсем отощала, поблекла и осунулась. Даже былой свет в ее прекрасных глазах стал меркнуть. Какие-то мысли терзали ее душу.
И Бонита мучилась за свою любимицу, молилась, как умела, и потихоньку вздыхала от своих дум.
Когда же госпожа повелела позвать к себе того юношу, Бонита испугалась.
За свой век она видала всякое. И знала несколько случаев, когда девы, не справившись с искушением плоти, падали, а затем не могли перенести стыда. Одни тут же лишали себя жизни. Другие же, согрешив, сразу теряли всякую надежду на спасение и в отчаянии предавали себя пороку, так что вылезти из нечистот уже не имели сил. Несчастные души!
«Я просто постою за дверью! – думала Бонита. – И если что…» Дальше она даже не смела подумать.
* * *
Когда он вошел, она сидела за ткачеством.
Она кивнула ему, приглашая сесть на лавку. Он сел, с жадностью глядя на нее.
Тишина, как струна, натянулась в комнате.
– Зачем ты, брат, доставляешь мне столько огорчения и печали, что не даешь мне даже сходить в церковь? – тихо спросила она, не сводя глаз со своей ткани.