Нет. Эмоции пересилили рассудок, и, спрыгнув с подножки, я вернулся за пустым дробовиком. Патронов может и не быть, но безотказность и убойность… машинка впечатлила. А патроны… Может, и найдутся.
Ухватив пистолет из поясной кобуры водителя, я взгромоздился в «седло» и, закинув дробовик назад, повернул ключ. Движок мягко завелся. Мы переглянулись.
– Поехали.
Среда. Утро, 06.24.
Выехав за пределы поста, я попросил пассажира:
– Высунься в окно и сделай рожу поприветливей.
– За хрен?
– Меня не прикалывает дружеский выстрел из гранатомета.
Оценив масштаб проблем, Саша молча привстал и высунулся.
Свои нашлись за третьим поворотом. Иван с Мишей куковали в салоне, высадив пленных на обочину.
Арабский выводок, закатывая глазки, тихо подвывал. Бледный конвой нервно цыкал зубом.
Я притормозил и высунулся:
– Саша, заканчивай гонять воздух. – И, повернувшись к арабской массовке, любезно попрощался: – Пошли на хрен.
– А?.. – подал голос бух.
– Потом. Тачка на ходу?
– Да.
– Поехали.
Оставив брошенных (или отпущенных?), машины ушли на серпантин. Две из трех стоящих фигур абсолютно одинаковым, бережным жестом придерживали правые руки.
Среда. Утро, 06.40.
Живописные, пустые, при этом – хорошие. Такие дороги не часто встречаются сегодня. Нам повезло. Море было голубым, горы – серыми, асфальт – пустым и гладким. Художник, скрывающийся в каждой очерствевшей душе, мог раскрывать мольберт в любой точке трассы. Но восприятие – не синоним таланта. Свой я не нашел, так и не поднявшись выше ремесленника во всех умениях прошлой жизни.
В общем, единственное, что оставалось, – жать на газ. Дорога позволяла, ситуация настаивала. По такой трассе я бы с удовольствием втопил сотни полторы, но… Ветер, раздув порыв души, выжал обильную слезу. Гася ей то, что распалил. Компромисс меж ветром и скоростью нашелся километрах на семидесяти. В сем неспешном темпе мы отмотали километров восемь. И, обогнув роскошный, поросший зеленью живописнейший отрог, я нажал на тормоз. Вэн вильнул, тормозя. Заняв всю ширь дороги, оба водителя – Иван и я, переглянулись.
– Что стоим? – пробурчал Ванин пассажир, пытаясь продрать глаза руками.
Мой был лапидарнее.
– Что? – спросил он, поднимая голову.
– Заправка. – Я потянулся за биноклем, приоткрывая дверь. Пикап качнуло – восемьдесят пассажирских кэгэ шустро перекочевали в кузов. Встав на подножку, я воззрился на самую обычную заправку, прилепившуюся к склону горы. Четыре колонки под желтым навесом. Магазинчик и кафешка – под синим. Хохлы? Оптика приблизила, но не прояснила. Заведение выглядело брошенным, но целым.