– О да.
Но в этот момент она совершенно не чувствовала себя счастливой. Сердце, так сильно стучавшее минуту назад, сейчас казалось куском холодного свинца. Вопреки здравому смыслу она сама не создавала, как сильно надеялась, что он ее будет искать. И уж конечно, не сценическое имя Корри подтолкнуло Гая назвать духи «Коломбиной».
Девушка устало огляделась.
– Полагаю, ты достаточно увидела?
– Более чем, – выдохнула она, едва не падая под тяжким бременем отчаяния. – Теперь я понимаю, почему вы взяли на себя труд так много узнать о басках. Рабочая сила должна быть надежной.
Лицо Гая побелело.
– Хочешь сказать, будто я выжимаю из них все что можно?
Как всегда, в те минуты, когда ей удавалось разозлить его, французский акцент был чуть заметнее.
Несколько долгих минут они молча смотрели друг на друга.
– Зачем вы привезли меня сюда?
– Понятия не имею, – презрительно прошипел Гай. – Очередная глупость. Мне следовало бы оставить тебя лежать на сцене «Золотой кошки». Только там тебе и место.
При виде его разъяренного лица Корри почувствовала смутное горькое удовлетворение. До этой минуты она жила как во сне, в раю для дураков. Теперь по крайней мере ей все стало ясно.
– Завтра я возвращаюсь в Париж. Лучше убраться самой, чем дожидаться пока тебя выгонят.
– Прекрасно.
Назад они ехали молча. Гай все прибавлял скорость, и, хотя мотор работал почти бесшумно, пейзаж за окном проносился так быстро, что Корри почти ничего не успевала разглядеть.
К тому времени, как они добрались до Биаррица, совсем стемнело. Гай, так и не промолвив ни слова, остановил машину и учтиво проводил Корри до самых ворот Шато де Баск.
«Все кончено, – тупо повторяла она про себя, – все кончено». Она сама, своими руками уничтожила возникшее между ними хрупкое перемирие. В отличие от сторожевых башен замка их отношения были построены на песке. Всего несколько слов, отрезвляющее дыхание реальности, и карточный домик рассыпался…
Девушка не могла дождаться, когда уедет отсюда. Если эта взрывчатая смесь ревности, ненависти, ужаса и есть любовь, Корри прекрасно без нее обойдется. Она хотела снова стать собой, а не обезумевшим непредсказуемым созданием, переходившим за одно мгновение от экстаза к отчаянию, кричавшим в лицо Гая отвратительные вещи, о которых минуту назад даже не помыслила бы.
О, как она жалела, что Гаю вздумалось показать ей фабрику! Почему он всегда извращает смысл ее слов, почему не оставит Корри в покое? Еще сегодня утром она посчитала бы его человеком, готовым на все ради выгоды, но теперь, увидев, что Гай помогает народу Арлекина, не знала, что и думать. Она так и не привыкла к полутонам, и единственное, в чем была уверена, – ей легче сопротивляться жестокому злодею, чем великодушному, щедрому неисправимому романтику.