Пролог закончился. Паяцы, беспечные, как дети, с хохотом, веселыми криками и свистом высыпали на сцену. Корри подалась вперед, упиваясь звуками фанфар и грохотом старого барабана. Сейчас ее наполняло дикое, безудержное возбуждение. Казалось, еще минута, и она спрыгнет на сцену, чтобы веселиться вместе с паяцами. Там уже кружились хорошенькая Недда, которой предстоит исполнить роль Коломбины в спектакле на деревенской площади, ее грубиян муж Канио в белом костюме Пьеро и любовник Сильвио в плаще и маске Арлекина.
Корри снова вздрогнула. Что бы ни говорил Арлекин, она понимала: если бы не он, ее здесь не было бы. Она бесповоротно упустила бы свой шанс. Гигантская волна благодарности и тепла накрыла ее. Два незнакомца, Арлекин и давно скончавшийся Леонкавалло, спасли ей жизнь.
Ибо есть разница между жизнью и существованием. Существование – именно то, что ожидало Корри после смерти матери. В голове билась лишь одна мысль – сбежать. У нее не было планов. Просто в одно серое зимнее утро она перешагнула порог, добралась до ближайшего морского порта и села на торговое судно, отправлявшееся на юг. Но ее обнаружили. Корри с мучительной ясностью вспомнила ту минуту, когда переминалась с ноги на ногу в крошечной захламленной каюте казначея, униженно, словно заключенный – наказания, дожидаясь, пока тот передаст радиограмму властям порта. На письменном столе стояла высокая граненая бутылка, в которой еще оставалось на два пальца зеленого абсента, совсем не по-английски яркого, как трава по другую сторону забора.
И тут ее осенило. Безжалостно выплеснув содержимое бутылки в иллюминатор, девочка схватила со стола ручку с бумагой. Ее последний шанс. Она понимала это неким инстинктом, рожденным отчаянием и горестным одиночеством. Должен же найтись хоть кто-то в целом мире, до кого дойдет ее призыв о помощи!
Но что написать? Ни на одном знакомом языке невозможно, немыслимо передать, что она чувствовала в ту минуту.
Наконец Корри решилась. Быстро, царапая пером бумагу, она набросала несколько тактов из оперы «Паяцы». Ария Коломбины. Ее любимая. Там, где поется о птицах, улетающих в неведомые дали в поисках земли, до которой им не суждено добраться.
Под нотными знаками Корри аккуратным почерком вывела свое имя и адрес. За переборкой послышались шаги казначея, и девочка, наспех закупорив бутылку, швырнула ее в море.
Всю дорогу назад, в заточение, она думала о бутылке, подскакивающей на ленивых волнах Гольфстрима, медленно уносимой течением на юг. Возможно, и ей, как тем птицам из арии, никогда не увидеть желанного берега. Но Корри по крайней мере попыталась чего-то добиться. Ее вера в чудеса вновь возродилась.