Наталья уже полностью пришла в себя. Шепнула, кивнув ему:
– Верно. Так я пошла?
– Ну да. Идите.
Но уйти просто так она не могла. Шагнула к нему, встала на цыпочки и, притянув за шею Мишкину голову, чмокнула его в щёку. Почему-то против ожидания и не смутилась даже. Сердечко не ёкнуло. А отступив на шаг и смело глядя ему в глаза, сказала:
– Теперь наедине можешь называть меня Наташей. Кутузов улыбнулся:
– Слушаюсь, товарищ военфельдшер, наедине называть вас Наташей. – И добавил, – на войне всё быстро проходит.
– Что быстро проходит? – не поняла она. Кутузов снова улыбнулся:
– Да семь вёрст пёхом.
– А… это. Да, тут всё быстро. Ну пока.
Наталья помахала ему рукой, резко развернулась и ушла.
Кутузов обернулся к Нечипаю. Тот уже сидел под деревом. Кровь из носа всё ещё сочилась. Он глянул вслед удаляющейся Наталье, потряс головой, пробормотал:
– Ты шо, сдурел? Чуть не ухайдокал на хрен! А хто ж немцев бить будет?
Михаил разозлился.
– Ты мне тут дурочку не гони! – Передразнил: – Немцев бить! Тут не немцев, тут тебя бить надо!
Нечипай, утирая нос рукавом шинели, пробормотал:
– Хто ж знал, шо она твоя баба? Михаил замахнулся на Одессу:
– И-и… Кто ж знал! Дурак ты, Сашка! Какой же ты дурак! При чём здесь «чья она баба»? – Он слегка постучал кулаком по лбу Нечипая. – Она – сестра милосердия!.. Вот пойдём в атаку, может быть именно она, под огнём, на себе будет тащить тебя с поля боя! Собой рискуя, тебе, оболтусу, жизнь будет спасать. А ты? Ты, сучонок, хотел её изнасиловать. Ты хоть понимаешь, что это значит? Да если я расскажу ребятам, что здесь случилось, тебя в первом же бою свои кокнуть могут. Не понял? Сестра на фронте – это ж святое.
Одесса принялся отнекиваться.
– Да знаю я, какое это святое. Рассказывали. На позицию девушка, а с позиции…
Кутузов не дал ему закончить, закипел. Врезал пощёчину. Крепкую. У Сашки только голова дёрнулась. Он схватился за щёку, заскулил.
– Шо богуешь, шо богуешь? Здоровый вырос? Сам говорил: в атаку пойдём… оглядывайся. У нас в Одессе…
Кутузов прищурился:
– У вас в Одессе? Что у вас в Одессе? В спину стреляют? Ах ты гнида!
Нечипай стушевался. Испуганно глянул на Михаила, снова утёрся рукавом шинели. Потупившись, сказал:
– Та не. То я так, с дуру. И насиловать никого я не собирался. Так, тело женское… это… ну, почуять. Помять, что ли.
– Помять… – покачал головой Михаил. Ему стало жаль Сашку. «Несчастный парень, – подумал он. – А ведь сам просил присмотреть за ним. Вот я и присмотрел. Теперь воспитывать надо. Да дурь выбивать. Не кулаками, конечно». Он примирительно сказал: