У меня перехватило горло и жгучие слезы наполнили глаза. Я быстро повернулась спиной к Тристану и смахнула слезинки, что успели прокатиться по щекам.
– В любом случае, мне нравится, как ты сделал диагональные линии.
Глупые воспоминания. Я схватилась за белую металлическую ручку двери, но мои ноги замерли, когда я услышала его голос.
– Они подкрадываются к тебе и отбрасывают в прошлое, – он говорил шепотом, словно заброшенная душа, прощающаяся со своими любимыми. Его голос был мягче, чем прежде, немного грубоватым, как обычно, но в этот раз в нем звучала небольшая доля растерянности. – Эти маленькие воспоминания.
Я обернулась к нему – он стоял, опершись о газонокосилку. В его взгляде было больше жизни, чем когда-либо. Но это была грустная жизнь. Не было никакого гнева в глазах. Я быстро вдохнула, просто чтобы не упасть.
– Иногда я думаю, что маленькие воспоминания куда хуже, чем большие. Я могу справиться с ними в день его рождения или в день смерти, но, вспоминая такие мелочи вроде того, как он косил траву, или как читал комиксы в газете, или как курил сигарету в новогоднюю ночь…
– …Или то, как она завязывала шнурки, или прыгала по лужам, или касалась моей ладони указательным пальцем и всегда рисовала сердечко…
– Ты тоже кого-то потерял?
– Жену.
Ой.
– И сына, – прошептал он еще тише.
Мое сердце разрывалось.
– Прости, я представить себе не могла… – Мои слова растворились в его пристальном взгляде, устремленном на скошенную траву. Мысль о том, что я могла бы потерять любовь всей моей жизни, мою маленькую девочку, была слишком ужасна – я бы сдалась.
– Как он произносил молитвы, писал «р» задом-наперед, ломал свои игрушки только для того, чтобы я их починил…
Голос Тристана дрожал, как и он сам. Похоже, он уже говорил не со мной. Мы жили в нашем собственном мире крошечных воспоминаний, и хоть мы были двумя разными людьми, каким-то образом нам удалось почувствовать друг друга. Одинокий часто понимает одинокого. И сегодня впервые за бородой я увидела мужчину. Я видела, как он надел наушники, и в моих глазах застыла жалость. В полном молчании он начал сгребать скошенную траву.
Люди в городе называли его придурком, теперь я знала почему. Он не хороший, не стабильный, но он сломан во всех правильных и неправильных местах, и я не могла винить его за холодность. Правда была в том, что я завидовала Тристану, его способности убежать от реальности, закрыть себя от внешнего мира. Ему должно быть приятнее чувствовать себя пустым перед каждым, Господь свидетель – я каждый день думала о своей потере, но у меня была Эмма, она заставляла меня не сойти с ума, оставаться вменяемой. Если бы я потеряла и ее, я бы освобождала свой разум от эмоций и боли, оскорбляя всех вокруг. Закончив работу, он остановился, но грудь его продолжала тяжело подниматься и опускаться. Он повернулся ко мне. Глаза были красными. Мысли его, вероятно, были в хаотичном беспорядке.