– А мы, – говорю я, – глаза закроем, а вы выбрасывайте.
И мы закрыли глаза, только Астя чуть-чуть подглядывала. Это она смотрела, чтобы не пропустить, когда наши улитки на завтрак пойдут. Ну, и я подсматривал, чтобы посмотреть, на что там Астя смотрит. И вдруг в этой веренице (а она уже по моему совету в рогульку заворачивалась) увидел брата своего Демида, а следом за ним Захар вышагивал.
Я подбежал к ним, и мы обниматься стали – так давно не виделись.
А Астя не стала обниматься, потому что, говорит, в их роду это не принято.
– Надо же! – кричу я. – Параллельный Демид! Из другого пространства, но ничем не отличается!
– Нет, Кимка, – говорит Демид, а вереница в это время стройность потеряла, и дети стали бродить по площади хаотично. – Я не параллельный, я тот же самый, мы тоже добрались до водопадного моря и сюда переместились. У нас, Кимка, были с тобой одинаковые приключения, так что нам и рассказывать друг другу ничего не надо, можно просто помолчать, – а сам не молчит, а дальше рассказывает: – А если ты думаешь, что я с их порядками смирился и в вереницу эту навсегда встал, так не навсегда, а только потому, что нам с Захаром комбинезоны понравились.
А Захар говорит:
– Мы и для вас припасли, – и показывает, что второй комбинезон у него поверху надет.
Мы забрали Демида и Захара и пошли по улицам бродить. Смотрим вокруг, а там плакаты развешаны, и на них написано: «Наше параллельное пространство – лучшее из параллельных пространств!», и ещё: «Посмотрите друг на друга, вдруг вы отличаетесь», и такие: «Дважды два четыре и в нашем параллельном пространстве».
А Демид спрашивает:
– Что это ещё за дважды два четыре, зачем им такие непонятные надписи?
Тут я вспомнил, какой у меня необразованный брат, и говорю:
– Тебе, Демид, тут как нравится?
– Мне, Кимка, – говорит Демид, – тут не нравится, потому что у них плакаты непонятные.
– А в остальном? – спрашиваю.
– А остальное – частности, – говорит Демид. – А к частностям я тоже не привык, мне больше наше пространство нравится, целиком.
А мимо нас люди идут радостные, в руках воздушные шары держат, на поводках ведут собак и кошек, дети едут на велосипедах, и в каждой руке у них по мороженому, а кто любит солёное – то по бутерброду, а если кислое – то лимон или пучок щавеля. И взрослые песни поют, но не громкие, а тихие, мелодичные, и солнце светит, и все такие загорелые становятся, и не ноет никто, что жарко.
– Всё равно, – говорю, – зайдём в какую-нибудь школу или как там она у них называется, хотя бы на пару минут – воздухом школьным подышать, он в школах особенный.