Эн Ронни хитро улыбнулся.
– Собирайся, Габриэль, я хочу, чтобы ты взглянул на себе подобных.
Час назад.
– Алло, Роберт?
– Слушаю!
– Это Эн Ронни. У меня появилась к тебе необыкновенная просьба, я бы сказал больше – увлекательная. Мне нужно, чтобы ты устроил грандиозное представление для моего друга – показал себя во всей красе, так сказать. Ведь он в какой-то степени тот, кого ты больше всего ненавидишь, он Мастер, но только не кисти, а пера. А потому я позволяю тебе продемонстрировать казнь, чтобы он прочувствовал каково это – стоять на твердой земле, а спустя несколько минут провалиться в Геенну Огненную и навсегда лишиться своего имени. Я знаю, Роберт, это доставит тебе удовольстие. Я хочу, чтобы он дрожал от страха, мне нужно увидеть, насколько силен его дух.
Собеседник засмеялся.
– Хорошо, Ронни, приводи своего мальца сегодня к вечеру в галерею Донны. Но будешь мне должен.
– Я никому ничего не должен, Роберт!
Эн Ронни повесил трубку и стал наблюдать, как увлеченно Габриэль погружался в свою работу.
* * *
Было около четырех, когда мы с Эн Ронни вошли в центральную галерею. Как выяснилось, мой друг не увольнял своего прежнего кассира, а лишь дал ему заслуженный отпуск, потому его книжный работал во время нашего отсутствия.
Мы вошли в первую залу, там были высокие потолки метров четырех, а то и вовсе пяти. Я поднял голову, и у меня появилось ощущение, что мы находимся в храме. Святыня признанных душ.
– Ну как, Габриэль, тебе нравится здесь?
– Не то слово, – признался я.
В воздухе стоял аромат каких-то благовоний, это придавало лепнине образ таинства и покоя.
– Это лишь первая зала, – начал Эн Ронни, – ты сейчас смотришь на Пьетро Либери и его произведение «Спящий Эндимион».
На этой картине был изображен полуобнаженный мужчина, лежащий на простыне, а сбоку от него ангел-младенец держал собаку за нос.
– Барокко. Италия, – подвел итог Эн.
Я приблизился, чтобы прочитать название. Дословно, как он и сказал.
Он пропустил две картины, они показались ему не интересными, и встал напротив изображения женщины, которая прикрывала свои ноги белой простыней.
– Матисс, – сказал он. – «Обнаженная женщина».
И улыбнулся про себя.
– А это произведение, думаю, тебе знакомо.
Я отрицательно покачал головой.
– Клод Моне. «Сена в Руане». Ты и вправду никогда не слышал о нем? Это ведь один из основателей импрессионизма.
Я хотел спросить, что это, но передумал.
– Хм, вот эту картину ты наверняка знаешь, Габриэль, – он подошел к очередному творению.
Я почувствовал себя дураком. И опустил глаза.
– Это же Ван Гог. Его картина «Воспоминание о саде в Эттене».